– Здесь заперто. Вы не дадите мне ключ?
– Никогда! – взвизгнула миссис Николетис. – Никогда! Ни за что в жизни! Вам не видать ключа как своих ушей! Я плевала на вас, свинья, грязный полицейский! Правда! Плевала! Плевала!
– И все-таки лучше дайте мне ключ, – сказал инспектор Шарп. – А то я просто взломаю дверцу.
– Не дам! Можете меня обыскать, но учтите, я этого так не оставлю! Я устрою скандал!
– Принесите стамеску, Кобб, – со вздохом сказал инспектор.
Миссис Николетис возмущенно вскрикнула. Инспектор Шарп пропустил это мимо ушей. Кобб принес стамеску.
Дверца затрещала и поддалась. И как она только раскрылась, из буфета посыпались пустые бутылки из-под бренди.
– Свинья! Мразь! Негодяй! – кричала миссис Николетис.
– Благодарю вас, мадам, – вежливо сказал инспектор. – Обыск закончен.
Пока миссис Николетис билась в истерике, миссис Хаббард тактично убрала бутылки.
Так раскрылась первая тайна – тайна припадков миссис Николетис.
Пуаро позвонил, когда миссис Хаббард, зайдя к себе в гостиную, доставала из аптечки успокаивающее средство. Повесив трубку, она вернулась в комнату миссис Николетис, которая уже утихомирилась и перестала визжать и колотить ногами по дивану.
– Выпейте, – сказала миссис Хаббард, – и вам сразу полегчает.
– Гестаповцы! – успокаиваясь, но все еще мрачно пробурчала миссис Николетис.
– На вашем месте я бы старалась больше не думать о них, – сказала миссис Хаббард.
– Гестаповцы! – повторила миссис Николетис. – Самые настоящие гестаповцы!
– Но ведь они выполняли свой долг, – возразила миссис Хаббард.
– Значит, совать свой нос в мой буфет тоже их долг? Я же им говорила: «Для вас тут ничего нет». Я его заперла. Спрятала ключ на груди. Если бы не вы, они бы меня раздели, бесстыдные свиньи; они только вас постеснялись, не захотели при свидетелях.
– О, что вы, они бы не стали так дурно обращаться с вами, – сказала миссис Хаббард.
– Так я вам и поверила! Но зато они взяли стамеску и взломали дверь. Тем самым дому нанесен ущерб, расплачиваться за который буду я.
– Но если бы вы дали им ключ…
– С какой стати? Это мой ключ! Мой собственный. И комната моя собственная. Что же получается? Я в своей собственной комнате говорю полиции: «Убирайтесь», – а они и ухом не ведут!
– Но, миссис Николетис, вы, наверное, забыли, что произошло убийство. А это всегда чревато неприятностями, с которыми нам не приходится обычно сталкиваться.
– Плевать я хотела на россказни про убийство! – заявила миссис Николетис. – Малышка Селия покончила с собой. Влюбилась, влипла в дурацкую историю и приняла яд. Тоже мне событие! Глупые девчонки с ума сходят от любви, будто им делать нечего! А пройдет год-два – и где она, великая страсть? Все мужчины одинаковы. Но дурехи не понимают такой простой истины. Они травятся снотворным, газом или еще какой-нибудь дрянью.
– И все-таки, – сказала миссис Хаббард, возвращаясь к началу разговора, – советую вам успокоиться.
– Хорошо вам говорить! А я не могу. Мне грозит опасность.
– Опасность? – удивленно взглянула на нее миссис Хаббард.
– Это был мой личный буфет, – твердила миссис Николетис. – Никто не знал, что у меня там лежит. Я не хотела, чтобы они об этом знали. А теперь они узнают. Я боюсь. Они могут подумать… Боже, что они подумают?
– О ком вы говорите?
Миссис Николетис передернула полными, красивыми плечами и насупилась.
– Вы не понимаете, – сказала она, – но я боюсь. Очень боюсь.
– Расскажите мне, – попросила миссис Хаббард. – Вдруг я смогу вам помочь?
– Слава богу, что я ночую в другом месте! – воскликнула миссис Николетис. – Здесь такие замки, что к ним подходит любой ключ. Но я, к счастью, тут не ночую.
Миссис Хаббард сказала:
– Миссис Николетис, если вы чего-то опасаетесь, то вам лучше довериться мне.
Миссис Николетис метнула на нее быстрый взгляд и тут же отвела его в сторону.
– Вы сами говорили, – уклончиво сказала она, – что здесь произошло убийство. Поэтому мои страхи вполне естественны. Кто окажется следующей жертвой? Мы ничего не знаем про убийцу. А все потому, что полицейские круглые дураки или, может, они подкуплены.
– Вы говорите глупости и сами это понимаете, – сказала миссис Хаббард. – Но скажите, неужели у вас есть реальные причины для беспокойства?
Миссис Николетис опять впала в ярость:
– Вы думаете, я попусту болтаю языком? Вы всегда все знаете! Лучше всех! Просто клад, а не женщина: такая хозяйственная, экономная, деньги у нее текут как вода, она кормит-поит студентов, и они от нее без ума! А теперь вы еще вздумали лезть в мои дела! Это мои дела, и я никому не позволю в них соваться, слышите?! Не позволю, зарубите себе на вашем длинном носу!
– Успокойтесь! – раздраженно сказала миссис Хаббард.
– Вы – доносчица, я всегда это знала.
– Но на кого же я доношу?
– Конечно, ни на кого, – саркастически сказала миссис Николетис. – Вы ни в чем не замешаны. Но всякие пакости – это ваших рук дело. Я знаю, меня пытаются оболгать, и я выясню, кто этим занимается!
– Если вы хотите меня уволить, – сказала миссис Хаббард, – только скажите, и я сразу уйду.
– Нет, вы не уйдете! Я вам запрещаю! Еще чего вздумали! Дом кишит полицейскими и убийцами, а она вздумала взвалить все на мои плечи! Нет, вы не посмеете покинуть меня!
– Ну хорошо, хорошо, – беспомощно сказала миссис Хаббард. – Но, ей-богу, так трудно понять, чего вы на самом деле хотите. Порой мне кажется, вы и сами не знаете. Идите-ка лучше ко мне и прилягте.
Доехав до пансионата, Эркюль Пуаро вышел из такси.
Открывший ему дверь Жеронимо встретил его как старого друга. Поскольку в холле стоял констебль, Жеронимо провел Пуаро в столовую и закрыл дверь.
– Ужасно, ужасно! – шептал он, помогая Пуаро снять пальто. – Полиция здесь все время! Все задают вопросы, ходят туда, ходят сюда, смотрят шкафы, ящики, ходят даже кухня Марии. Мария очень сердитая. Она говорила, она хочет бить полицейский скалка, но я говорил, лучше не надо. Я говорил: полицейский не любит, когда его бьют скалка, и они будут нам делать еще хуже, если Мария его бьет.