– А кто хозяйка шелкового шарфа, который тоже был разрезан на куски?
– Валери Хобхауз. Ей подарили его на Рождество; шарф был красивый, дорогой, изумрудно-зеленого цвета.
– Ага… Валери Хобхауз…
Пуаро закрыл глаза. Перед его мысленным взором проносился настоящий калейдоскоп вещей. Клочья шарфов и рюкзаков, поваренная книга, губная помада, соль для ванны, имена и беглые описания студентов. Нечто бессвязное, бесформенное. Странные происшествия и случайные люди. Но Пуаро прекрасно знал, что какая-то связь между ними существует. Может быть, каждый раз, встряхнув калейдоскоп, он будет получать разные картинки. Но одна из картинок непременно окажется верной… Вопрос в том, с чего начать…
Он открыл глаза:
– Мне надо подумать. Собраться с мыслями.
– Конечно-конечно, месье Пуаро, – закивала миссис Хаббард. – Поверьте, мне так неловко причинять вам беспокойство!
– Никакого беспокойства вы мне не причиняете. Мне самому интересно. Но пока я буду думать, мы должны начать действовать. С чего? Ну, скажем… с туфельки, с вечерней туфельки. Да-да! С нее-то мы и начнем. Мисс Лемон!
– Я вас слушаю, месье Пуаро! – Мисс Лемон тут же оторвалась от размышлений о своей картотеке, еще больше выпрямилась и механически потянулась за блокнотом и ручкой.
– Мисс Лемон постарается раздобыть оставшуюся туфлю. Вы пойдете на Бейкер-стрит, в бюро находок. Когда была потеряна туфля?
Миссис Хаббард подумала и ответила:
– Я точно не помню, месье Пуаро. Месяца два назад. Но я узнаю у самой Салли Финч.
– Хорошо. – Он опять повернулся к мисс Лемон: – Отвечайте уклончиво. Скажите, что вы забыли туфлю в электричке – это больше всего похоже на правду – или в автобусе. Сколько автобусов ходит в районе Хикори-роуд?
– Всего два.
– Хорошо. Если на Бейкер-стрит вам ничего не скажут, обратитесь в Скотленд-Ярд и скажите, что вы оставили ее в такси.
– Не в Скотленд-Ярд, а в бюро Лэмбет, – с деловым видом поправила его мисс Лемон.
Пуаро развел руками: «Вам виднее».
– Но почему вам кажется… – начала миссис Хаббард.
Пуаро не дал ей договорить:
– Давайте подождем, что ответят в бюро находок. Потом мы с вами, миссис Хаббард, решим, как быть дальше. Тогда вы подробно опишете мне ситуацию.
– Но уверяю вас, я вам все рассказала!
– О нет, позвольте с вами не согласиться. Люди в доме живут разные. А любит В, В любит С, а Д и Е, возможно, заклятые враги на почве ревности к А. Именно это меня будет интересовать. Чувства, переживания. Ссоры, конфликты, кто с кем дружит, кто кого ненавидит, всякие человеческие слабости.
– Поверьте, – натянуто произнесла миссис Хаббард, – я ничего такого не знаю. Я в такие дела не вмешиваюсь. Я просто веду хозяйство, обеспечиваю провизией…
– Но вам же небезразличны люди! Вы сами мне об этом говорили. Вы любите молодежь. И на работу пошли не ради денег, а для того, чтобы общаться с людьми. В пансионате есть студенты, которые вам симпатичны, а есть и такие, которые вам не очень нравятся, а может, и вовсе не нравятся. Вы должны рассказать мне об этом, и вы расскажете! Ведь у вас на душе тревожно… причем вовсе не из-за пропавших вещей: вы вполне могли заявить о них в полицию.
– Что вы, миссис Николетис наверняка не захотела бы обращаться в полицию.
Пуаро продолжал, как бы не слыша:
– Но вас беспокоят не вещи, вы боитесь за человека! Да-да, именно за человека, которого считаете виновником или, по крайней мере, соучастником краж. Значит, этот человек вам дорог.
– Вы шутите, месье Пуаро!
– Нисколько, и вы это знаете. Больше того, я считаю вашу тревогу обоснованной. Изрезанный шарф выглядит довольно зловеще. И рюкзак тоже. Все остальное может быть чистым ребячеством, но я в этом не уверен. Совсем не уверен!
Слегка запыхавшись, миссис Хаббард поднялась по лестнице дома номер 26 на Хикори-роуд и только было собралась открыть ключом свою квартиру, как входная дверь распахнулась и по лестнице взлетел рослый огненно-рыжий юноша.
– Привет, ма! – сказал Лен Бейтсон (уж такая у него была манера называть миссис Хаббард). Этот добродушный юноша говорил на кокни [1] и, к счастью, был начисто лишен комплекса неполноценности. – Вы из города? Ходили прошвырнуться?
– Я была приглашена на чай, мистер Бейтсон. Пожалуйста, не задерживайте меня, я спешу.
– Какой замечательный труп я сегодня анатомировал! – сказал Лен. – Просто прелесть.
– До чего же вы гадкий, Лен! Разве можно так говорить? Прелестный труп… Боже мой! Меня даже замутило.
Лен Бейтсон захохотал так, что в холле задрожали стены.
– Селии ни слова, – сказал он. – Я проходил тут мимо аптеки и заглянул к ней. «Зашел, – говорю, – рассказать о покойнике». А она побледнела как полотно, и мне показалось, что она сейчас грохнется в обморок. Как вы думаете, почему, мама Хаббард?
– Ничего удивительного, – произнесла миссис Хаббард. – Вы кого угодно доконаете. Селия, наверное, подумала, что вы говорите о настоящем покойнике.
– То есть как о «настоящем»? А трупы в нашей анатомичке, по-вашему, что, синтетические?
Справа распахнули дверь, и выглянувший из комнаты длинноволосый, лохматый юнец ворчливо произнес:
– А, это ты! А я подумал, у нас тут вавилонское столпотворение, столько от тебя шума!
– Надеюсь, тебе это не действует на нервы?
– Не больше, чем обычно, – сказал Нигель Чэпмен и скрылся в комнате.
– Наше нежное создание! – насмешливо воскликнул Лен.
– Ради бога, не задирайтесь! – попыталась его утихомирить миссис Хаббард. – Я люблю, когда люди в хорошем настроении и не ссорятся по пустякам.
Молодой великан с ласковой ухмылкой взглянул на нее с высоты своего роста:
– Да плевать мне на Нигеля, ма.
В этот момент на лестнице показалась девушка:
– Миссис Хаббард, вас срочно разыскивает миссис Николетис. Она в своей комнате.