Миссис Хаббард вздохнула и пошла наверх. Высокая смуглая девушка, передавшая распоряжение хозяйки, отступила к стене, давая ей проход.
Лен Бейтсон спросил, снимая плащ:
– В чем дело, Валери? Мама Хаббард пошла жаловаться на наше поведение?
Девушка передернула худенькими точеными плечиками, спустилась вниз и пошла через холл.
– Это все больше походит на сумасшедший дом, – бросила она через плечо. Она двигалась с ленивой, вызывающей грацией манекенщицы.
Дом номер 26 на Хикори-роуд состоял на самом деле из двух корпусов. Они соединялись одноэтажной пристройкой, где помещались общая гостиная и большая столовая, а подальше находились две раздевалки и маленький кабинет. В каждую половину дома вела своя лестница. Девушки жили в правом крыле, а юноши – в левом, оно-то и было раньше отдельным домом.
Поднимаясь по лестнице, миссис Хаббард расстегнула воротник пальто. Вздохнув еще раз, она направилась в комнату миссис Николетис.
– Опять, наверное, не в духе, – пробормотала миссис Хаббард, постучалась и вошла.
В гостиной миссис Николетис было очень жарко. Электрокамин работал на полную мощность. Миссис Николетис, дородная смуглая женщина, все еще привлекательная, с огромными карими глазами и капризным ртом, курила, сидя на диване и облокотившись на грязноватые шелковые и бархатные подушки.
– А… Наконец-то! – Тон ее был прямо-таки прокурорским.
Миссис Хаббард, как истинная сестра мисс Лемон, и бровью не повела.
– Да, – отрывисто сказала она. – Вот и я. Мне доложили, что вы меня искали.
– Конечно, искала. Ведь это чудовищно, просто чудовищно!
– Что чудовищно?
– Счета! Счета, которые мне из-за вас предъявляют! – Миссис Николетис, как заправский фокусник, достала из-под подушки кипу бумаг. – Мы что, гусиными печенками и перепелами кормим этих мерзавцев? У нас тут шикарный отель? Кем себя считают эти студентишки?
– Молодыми людьми с хорошим аппетитом, – ответила миссис Хаббард. – Мы им подаем завтрак и скромный ужин, пища простая, но питательная. Мы ведем хозяйство очень экономно.
– Экономно? Экономно?! И вы еще смеете так говорить? Я вот-вот разорюсь!
– Неправда, вы внакладе не остаетесь, миссис Николетис. Цены у вас высокие, и далеко не всякий студент может позволить себе здесь поселиться.
– Однако комнаты у меня не пустуют. У меня по три кандидата на место! И студентов направляют отовсюду, даже из посольств! Три кандидата на одну комнату – такое еще поискать надо!
– А ведь студенты к вам стремятся еще и потому, что здесь вкусно и сытно кормят. Молодым людям надо хорошо питаться.
– Ишь, чего захотели! А я, значит, оплачивай их жуткие счета?! А все кухарка с мужем, проклятые итальяшки! Они вас нагло обманывают.
– Что вы, миссис Николетис! Еще не родился такой иностранец, которому удастся обвести меня вокруг пальца!
– Тогда, значит, вы сами меня обворовываете.
Миссис Хаббард опять и бровью не повела.
– Вам следует поосторожнее выбирать выражения, – сказала она тоном старой нянюшки, журящей своих питомцев за особенно дерзкую проделку. – Так нельзя разговаривать с людьми, это может плохо кончиться.
– Боже мой! – Миссис Николетис театральным жестом швырнула счета в воздух, и они разлетелись по всей комнате.
Миссис Хаббард, поджав губы, наклонилась и собрала бумажки.
– Вы меня бесите! – крикнула хозяйка.
– Возможно, но тем хуже для вас, – ответила миссис Хаббард. – Не стоит волноваться, от этого повышается давление.
– Но вы же не станете отрицать, что на этой неделе у нас перерасход?
– Разумеется. На этой неделе Люмпсон продавал продукты по дешевке, и я решила, что нельзя упускать такую возможность. Зато на следующей неделе расходов будет гораздо меньше.
Миссис Николетис надулась:
– Вы всегда выкрутитесь.
– Ну вот. – Миссис Хаббард положила аккуратную стопку счетов на стол. – О чем вы еще хотели со мной побеседовать?
– Салли Финч, американка, собирается от нас съехать. А я не хочу. Она ведь фулбрайтовская стипендиатка и может создать нам рекламу среди своих товарищей. Надо убедить ее остаться.
– А почему она собралась съезжать?
Миссис Николетис передернула могучими плечами:
– Охота мне забивать голову всякими глупостями! Во всяком случае, это были отговорки. Можете мне поверить. Я прекрасно чувствую, когда со мной неискренни.
Миссис Хаббард задумчиво кивнула. Тут она вполне соглашалась с миссис Николетис.
– Салли ничего мне не говорила, – ответила она.
– Но вы постараетесь ее убедить?
– Конечно.
– Да, если весь сыр-бор из-за цветных, индусов этих, негритосов… то лучше пусть они убираются. Все до единого! Американцы цветных не любят, а для меня гораздо важнее хорошая репутация моего пансионата среди американцев, а не среди всякого сброда. – Она театрально взмахнула рукой.
– Пока я здесь работаю, я не допущу расизма, – холодно возразила миссис Хаббард. – Тем более что вы ошибаетесь. Наши студенты совсем не такие, и Салли, разумеется, тоже. Она частенько обедает с мистером Акибомбо, а он просто иссиня-черный.
– Тогда ей не нравятся коммунисты, вы знаете, как американцы относятся к коммунистам. А Нигель Чэпмен – стопроцентный коммунист!
– Сомневаюсь.
– Нечего сомневаться! Послушали бы вы, что он нес вчера вечером!
– Нигель может сказать что угодно, лишь бы досадить людям. Это его большой недостаток.
– Вы их так хорошо знаете! Миссис Хаббард, дорогая, вы просто прелесть! Я все время твержу себе: что бы я делала без миссис Хаббард? Я вам безгранично верю. Вы прекрасная, прекрасная женщина!
– Политика кнута и пряника, – сказала миссис Хаббард.
– Вы о чем?
– Да нет, я так… Я сделаю все, что от меня зависит.
Она вышла, не дослушав благодарных излияний хозяйки. Бормоча про себя: «Сколько времени я с ней потеряла!.. Она кого хочешь сведет с ума…» – миссис Хаббард торопливо шла по коридору к себе.