– Это некоторое преувеличение. Его речи не хватает связности. Но он старается. Впрочем, гладкость речи – дело наживное. Он нам не все может объяснить, однако конкретные результаты его работы ошеломляющие, и это главное. Теперь начинается отсчет часов до полного успеха.
Несмотря на двусмысленность своих личных интересов в этой ситуации, Рави испытал большой эмоциональный подъем. Они так долго ждали этого момента!
– И сколько, по-вашему, остается?
– От двенадцати до шестнадцати часов.
– Порог тринитизации будет действительно преодолен?
Левин, счастливо улыбаясь, закивал.
– Мы во Вместилище уже делаем ставки на время. Я поставил сто долларов на двенадцать часов. И я не единственный оптимист.
Рави невольно посмотрел на часы.
Через двенадцать часов.
Рехнуться можно.
– Насколько вы уверены в успехе?
– Настолько, насколько можно быть уверенным, когда имеешь дело с техникой такой сложности. Я должен немедленно доложить Питеру.
Это никак не устраивало Рави. Годин должен узнать о происходящем не раньше, чем Рави переговорит со Скоу.
– К Питеру сейчас нельзя. Он вас все равно не сможет выслушать. Мы его только что вытащили из клинической смерти.
Левин окаменел.
– Но он ведь жив, да?
– Жив. Однако на вентиляторе.
– В сознании?
– Да, но сознание затуманено. Вас он не поймет. И говорить не может.
– Он должен знать о нашем прорыве! Это удвоит его желание бороться за жизнь.
Рави прикинулся сочувствующим.
– У Година воли к жизни всегда было в избытке.
– Нет, вы не понимаете. Это известие его из могилы поднимет!
– Сожалею, Зак, я вас к нему пустить не могу.
Левин смерил Рави презрительным взглядом.
– Не вам принимать решения. Какое у вас право скрывать от Питера информацию такой важности?
– Я его лечащий врач.
– Ну так и занимайтесь своей гребаной работой. А мне и без медицинского образования ясно, что в этой ситуации лучшее лекарство для Питера – прямо сейчас узнать, что дело его жизни накануне успешного завершения!
Левин возмущенно отвернулся от Рави, вступил на платформу перед Шкатулкой и нажал кнопку ультрафиолетового дезинфектора.
Рави было заспорил, однако инженер, слушая ровное жужжание аппарата и нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, полностью игнорировал невролога.
Остановить упрямого Левина не было никакой возможности. Не драться же! Да Годин и сам, чуть придя в себя, затребовал бы Зака к себе.
Рави поспешил к выходу из ангара. Следовало без промедления связаться со Скоу. Если Зак Левин не ошибается и «Тринити» заработает через двенадцать – шестнадцать часов, то Годин почти наверняка доживет до этого момента. И это опрокинет все их планы. Скоу подготавливал президента к провалу проекта «Тринити» и настраивал его против Година, на которого было решено списать все безобразия. Рави был помощником Скоу в этой подрывной работе. Но если Скоу в своих стараниях зашел уже непоправимо далеко, а Годин вдруг возьмет и за минуту до отхода поезда предъявит действующий образец обещанной научной революции, то Рави окажется, мягко говоря, в сомнительном положении. Питер Годин не из тех, кто прощает предательство. И с предателями он предпочитает разбираться не публично, а "домашними средствами". Перед мысленным взором Рави мелькнуло бесстрастное лицо Гели Бауэр. Этой убить – одно удовольствие. Какое счастье, что сейчас она лежит где-то в мэрилендской больнице. И жаль, что профессорша ее недострелила.
* * *
Иерусалим
Машине "скорой помощи" приходилось лавировать между толпами туристов на узких улочках Старого города, и Рейчел держалась за кресло обеими руками, чтобы сохранять равновесие. Дэвид лежал без сознания, закрепленный ремнями на каталке. Сидящий рядом с Рейчел фельдшер неплохо говорил по-английски, но говорить было не о чем: несмотря на принятые меры, состояние больного оставалось угрожающим, и все возможности добольничной помощи были уже исчерпаны.
Когда Дэвид рухнул возле часовни, Рейчел сразу поняла, что это припадок типа эпилептического, то есть нечто худшее, чем нарколептический сон. Она вовремя успела его подхватить, чтобы он не ударился головой о каменный пол, но больше ничего предпринять не могла. То, что человек во время припадка способен проглотить язык, – пустая сказка: вы только рискуете потерять пальцы, пытаясь предотвратить невозможное. Ибрагим, не дожидаясь указаний, тут же вызвал по рации машину "скорой помощи" и охрану.
Израильские солдаты мигом окружили часовню, чтобы держать на расстоянии зевак. Ко времени прибытия санитаров судороги закончились, однако в сознание Дэвид так и не пришел. Сразу же сделали экспресс-анализ крови на сахар – уровень глюкозы оказался нормальным. Налицо была необъяснимая кома, и разбираться с ней предстояло в больнице. Дэвида закрепили на носилках, и солдаты пронесли его через густую толпу к машине во дворе храма.
Сидя рядом с неподвижным Дэвидом в машине "скорой помощи", которая мучительно медленно выбиралась из переулочков Старого города, Рейчел мысленно перебирала возможные причины комы. Чаще всего ее вызывает гипогликемия, катастрофическое уменьшение содержания сахара в крови. Вторая причина – наркотики, однако Дэвид явно не токсикоман. О каменный пол головой он не ударялся, поэтому и механическую травму можно исключить. Раньше Дэвид не страдал эпилепсией, а в сорок один год она практически никогда не начинается. Во время первых сеансов с Дэвидом она подозревала эпилепсию; впрочем, по словам Дэвида, Рави Нара решительно отвергает подобный диагноз.
Инсульт порой приводит к судорогам и коме, но такие случаи относятся к уникальным. Отравление? Рейчел вспомнила о белом порошке в письме Филдинга. Возможно, в нем все-таки содержался некий экзотический яд, который лаборанты университета Дыока не смогли обнаружить? Нельзя исключать и западнонильский энцефалит, переносчиками которого теперь являются и американские москиты. Если москит с этой экзотической заразой укусил Дэвида в Теннесси, то отек мозга мог развиться только теперь. Не исключено, что Дэвид каким-то образом заразился менингитом в аэропорту Кеннеди…
Самые фантастические и маловероятные версии мелькали в голове у Рейчел. Она исключала лишь мозговую опухоль – не только из-за парализующего страха перед подобным вариантом, но и потому, что суперсканирование не могло пропустить опухоль даже самого ничтожного размера, а за шесть месяцев болезнь не способна развиться от нуля до разрушений, вызывающих кому.
Продумывая, что ей необходимо рассказать врачу в больнице, Рейчел одновременно проклинала себя за то, что в свое время не настояла на полном обследовании. На самом деле она возводила на себя напраслину: это Дэвид не желал обследоваться, а она давила на него как могла!