— Вы же понимаете, я не специалист. Всю жизнь проработал кровельщиком. Но, как нам объяснили, травмы, нанесенные машиной, случились после того, как Конни умерла.
— Подождите, — попросил я. — Ваша сестра была уже мертва, когда попала под машину?
— Вот именно. И…
— Мистер Гормли?
— Понимаете, об этом трудно говорить, даже через столько лет. Я бы не хотел осуждать Конни, даже если это было так давно. Вы понимаете?
— Понимаю.
— Но они сказали, что она была с кем-то незадолго до того, как очутилась в канаве.
— Вы полагаете…
— Они прямо не говорили, что ее изнасиловали, но, наверное, такое могло случиться. Моя сестра была бойкой девушкой, если вы меня правильно понимаете, и, с их слов, скорее всего в тот вечер с кем-то встречалась. И я всегда гадал, не этот ли человек устроил, чтобы все выглядело так, будто Конни сбила машина и водитель сбросил ее в кювет.
Я не знал, что сказать.
— Мы с Конни были близки. Я не одобрял ее поведения, но ведь и сам не был ангелом, так что не мне ее учить и ругать. Сколько лет прошло, а я все еще злюсь и хочу, чтобы нашли мерзавца, который это сделал, но беда в том, что весьма вероятно, этот сукин сын и сам уже помер.
— Да, — согласился я, — весьма вероятно.
Закончив разговор с Говардом Гормли, я долго сидел за письменным столом, глядя в пространство и стараясь сообразить, что все это может значить.
Затем автоматически, как часто со мной случалось, нажал на кнопку «Почта», чтобы узнать, нет ли новых сообщений. Как обычно, их была целая куча: реклама, подсказки для игры на бирже, адреса магазинов, где можно купить дешевый «Ролекс». Имелись также предложения от вдов богатых нигерийских владельцев золотых копий, нуждающихся в помощи для перевода капиталов на счета в Северной Америке. Наш фильтр против спама улавливал только малую часть этой белиберды.
Но было одно послание из срочной почты, вместо обратного адреса цифры: 05121983. А в графе «Тема» я прочитал: «Уже недолго осталось».
Я кликнул мышкой.
Записка была короткой.
Дорогая Синтия! Как я уже говорил в нашем предыдущем разговоре, твоя семья действительно прощает тебя. Но они не могут перестать задаваться вопросом: почему?
Наверное, я прочитал записку раз пять, потом вернулся к строке в разделе «Тема».
До чего уже недолго осталось?
— Как посторонний человек мог узнать наш электронный адрес? — спросил я Синтию. Она сидела перед компьютером, уставившись на экран, и вдруг протянула руку к монитору, как будто прикосновение к записке могло помочь ей лучше во всем разобраться.
— Мой отец, — проговорила она.
— Что «мой отец»?
— Когда он здесь был, когда оставил шляпу, — пояснила Синтия. — Он мог подняться сюда, увидеть компьютер и найти наш электронный адрес.
— Син, — осторожно сказал я, — мы ведь все еще не знаем, что это твой отец оставил шляпу. Мы понятия не имеем, кто ее оставил.
Я вспомнил теорию Ролли и свои собственные недолгие подозрения, что Синтия положила шляпу на стол сама. И на секунду, не больше, подумал, насколько легко послать электронное письмо себе самому.
«Немедленно прекрати», — велел я себе.
Я почувствовал, как ощетинилась Синтия на мое последнее замечание, поэтому добавил:
— Но ты права. Тот, кто здесь был, вполне мог подняться наверх, включить компьютер и найти наш электронный адрес.
— Значит, это один и тот же человек, — заключила Синтия. — Который мне звонил и которого ты назвал придурком, и тот, кто влез в дом и оставил шляпу. Шляпу моего отца.
Звучало разумно. Сложность заключалась в вопросе: кто этот человек? Это он убил Тесс? Его я видел в телескоп Грейс позавчера, когда он наблюдал за домом?
— И он продолжает говорить, что они меня прощают, — сказала Синтия. — Почему он так говорит? И что это значит — недолго осталось?
Я покачал головой, показывая строчку на экране:
— Посмотри на адрес. Просто набор цифр.
— Это не набор цифр, — возразила Синтия. — Это дата. Двенадцатое мая восемьдесят третьего года. День, когда исчезла моя семья.
— Мы не можем чувствовать себя в безопасности, — сказала Синтия вечером.
Она сидела на кровати, закрывшись до талии одеялом. Я как раз выглядывал в окно спальни на улицу. В последнюю неделю у меня завелась такая привычка.
— Не можем, — повторила она. — Я знаю, ты тоже так думаешь, только не хочешь об этом говорить. Боишься, что расстроишь меня, я сорвусь или еще что-нибудь случится.
— Я вовсе не боюсь, что ты сорвёшься, — возразил я.
— Но ты не уверяешь меня, что нам ничего не грозит, — заметила Синтия. — Мы все — ты, я, Грейс — в опасности.
Я слишком хорошо это понимал. Не было нужды напоминать. Я ни на минуту не забывал об этом.
— Мою тетю убили, — продолжила Синтия. — Человек, которого я… мы наняли разузнать, что случилось с моей семьей, исчез. Несколько дней назад вы с Грейс видели типа, следившего за нашим домом. Кто-то пробрался сюда, Терри. Этот кто-то оставил шляпу, сидел за компьютером.
— Но не твой отец, — вставил я.
— Ты так говоришь, потому что знаешь, кто это был, или думаешь, что мой отец мертв?
Мне было нечем крыть.
— Как ты считаешь, почему в департаменте транспорта нет никаких упоминаний о водительских правах моего отца? — спросила она. — Почему он не числится в социальном страховании?
— Не знаю, — устало признался я.
— Как ты думаешь, мистер Эбаньол узнал что-то про Винса? Винса Флеминга? Разве он не говорил, что хотел бы знать о нем побольше? Может, именно этим он и занимался, когда исчез? Или мистер Эбаньол в порядке, но следит за Винсом и не может позвонить жене?
— Послушай, день был таким длинным. Давай попробуем заснуть.
— Пожалуйста, скажи мне, что ничего от меня не скрываешь? — попросила Синтия. — Как насчет болезни Тесс. И всех этих денег, которые она получала.
— Я ничего от тебя не скрываю, — заверил я. — Разве я только что не показал тебе это послание по электронной почте? А ведь мог его просто стереть, ничего тебе не сказав. Но я согласен с тобой, мы должны быть осторожными. У нас на дверях новые запоры. Теперь к нам никто не залезет. И я больше не буду приставать к тебе и просить, чтобы ты не провожала Грейс в школу.
— Что, по-твоему, происходит на самом деле? — спросила Синтия. Было в этом вопросе нечто укоризненное, словно она считала, будто я все еще что-то от нее скрываю.
— Милостивый Боже! — огрызнулся я. — Не знаю! Ведь это не моя гребаная семья исчезла с лица этой долбаной земли.