Как потом выяснилось — не сломал, только расквасил. Но в тот момент я прекрасно понимал, что независимо от того, сломал ему нос или нет, в скором времени мне придется подыскивать новую работу. Когда мэр вернулся из ванной с бумагой в руках, я вспомнил о самой высокооплачиваемой работе в своей жизни, которая хоть и не была связана с живописью, но в свое время мне очень нравилась.
Восемнадцатилетним я все лето косил траву для одной компании по озеленению в Олбани. Устраивало все — это как раз та работа, где сразу видишь результат. Косишь траву ярд за ярдом и с каждым шагом, каждым движением газонокосилки видишь прогресс. Ты знаешь, сколько уже сделал и сколько еще предстоит сделать. Толкая впереди себя газонокосилку и наблюдая, как постепенно сжимается участок твоей работы, чувствуешь, как растет удовлетворенность от сделанного. Редкая работа может принести подобное ощущение.
С тех пор прошло лет двадцать, но я никогда больше не испытывал такого чувства самореализованности. Хуже всего мне приходилось, когда я занимал должность инспектора благотворительных организаций. Чувствовал себя так, словно меня каждый день окунали в дерьмо. Работа в крупной охранной компании была не лучше. К тому времени я уже купил себе пикап. Оставалось только приобрести прицеп, старенький садовый трактор, несколько косилок — вот и все, чтобы начать свое дело. Взять себе в помощники каких-нибудь мальчишек, хотя летом мог бы помогать и Дерек. К тому же на такой работе, возможно, прилично сбросил бы вес.
Я не знал, как отнесется к этому Эллен, но мне казалось, что с ее стороны все будет нормально. Она наверняка сказала бы что-то вроде: «Ты по-прежнему не хочешь попытаться реализовать свои мечты, но в любом случае это будет лучше того, чем ты теперь занимаешься».
Все эти мысли пронеслись в голове в течение нескольких секунд. Затем я вернулся к реальности. Мэр обрабатывал свои раны в ванной.
— Уходи! — бросил я Шерри.
Андервуд выскочила за дверь.
— Боже! — донесся до меня голос Линды. Вероятно, она увидела лицо своей подруги. — Что за черт?
Когда мэр вышел из ванной, я взял его руку и положил на ладонь ключи от машины.
— Авто за углом. Оно легко заводится.
Я вышел из номера, столкнувшись в вестибюле с Лэнсом.
— Что там стряслось? — спросил Гэррик. — В чем дело?
— Финли там. Если попросит перевязать ему член, сначала попроси прибавки.
— Да что у вас случилось?
У меня не было ни сил, ни желания объяснять. Вместо этого я позвонил Эллен и попросил приехать за мной.
Обычно в воскресенье утром мы вставали поздно.
Это единственный день недели, когда ты имеешь полное право валяться в постели сколько вздумается. Если бы не треклятая рабочая этика, которую вбил в меня отец, думаю, я с удовольствием не вылезал бы из-под одеяла до полудня все дни недели, но обычно поднимался, когда не было еще и шести, и обдумывал, какие дела предстоит выполнить. Это касалось не только работы, но и домашних обязанностей. Если не было клиентов, чьи лужайки требовалось привести в порядок, нужно было натянуть новую сетку на дверь, почистить засорившуюся раковину или починить сломанную газонокосилку.
Но по воскресеньям все было иначе.
К тому же нам не нужно было наряжаться с утра пораньше и идти на службу в церковь. Я не большой поклонник религиозных обрядов. Родители Эллен были последователями пресвитерианской церкви и пытались обратить дочь в эту веру, но она перестала ходить в церковь еще в подростковом возрасте и ничто не могло заставить ее снова проникнуться религией. Не знаю, насколько важно то, что когда-то ты был последователем пресвитерианской церкви. На мой взгляд, это так же серьезно, как быть, к примеру, католиком. Что касается меня, родители не прививали мне ничего, кроме чувства собственного достоинства и ответственности. Это позволило мне правильно оценивать ситуацию и действовать в соответствии с нормами морали и права.
Впрочем, моя личная жизнь никогда не была образцом для подражания. То, что я так задержался на службе у мэра Финли, — одно из ярких тому подтверждений.
Если Дерек по воскресеньям мог спать хоть до ужина, мыс Эллен обычно вставали в восемь или в девять утра. Правда, то воскресное утро трудно было назвать обычным. Меньше суток назад мы узнали о том, что случилось с Лэнгли. И пускай наши ночные страхи оказались беспочвенными, уснуть не получалось. Примерно в шесть часов утра, лежа на боку и глядя на светящийся в темноте дисплей радиочасов, я почувствовал, что Эллен тоже не спит. Мы лежали спиной друг к другу и не шевелились, но жена во сне дышала глубже. В тот же момент все было иначе. Я перевернулся на другой бок и тихонько дотронулся до ее спины.
Эллен повернулась, но ничего не сказала. Она посмотрела на меня серьезно, не улыбаясь, затем вытянула руки, обняла меня и прижалась покрепче. Я понял, что она хочет, и лег на нее. Мы молча занялись сексом, но этот порыв был продиктован не влечением, а желанием доказать, что мы еще живы, что мы готовы поддержать друг друга, что неразрывно связаны вместе, потому что прекрасно понимаем, что в самый неожиданный момент все для нас может закончиться.
Эллен поставила передо мной тарелку с французскими тостами, посмотрела в окно и сообщила:
— Смотри-ка, к нам приехал Барри.
Минуту спустя Дакуорт уже стоял на веранде. Он легко постучал в дверь. Было почти восемь утра, мы встали два часа назад, но только сейчас решили позавтракать.
Я остался сидеть за кухонным столом, а Эллен открыла пластиковую дверь на веранду.
— Привет, Барри.
Детектив кивком поприветствовал ее, словно извиняясь за вторжение.
— Простите, что потревожил вас так рано.
— Заходи, — пригласил я.
— Хотите кофе? — спросила жена.
— Не откажусь, — отозвался Дакуорт. — Черного, если можно.
Он зашел на кухню и нерешительно приблизился к столу, за которым я сидел. Было только восемь утра, а белая рубашка уже прилипла к его объемистому животу. Эллен дала полицейскому чашку с кофе, а он уставился на мой завтрак, обильно политый кленовым сиропом. Жена проследила за его взглядом и спросила:
— Не хотите французских тостов, Барри?
— Нет, пожалуй, не надо, — с колебанием ответил он.
— Меня это совсем не затруднит.
— Ну, если вы настаиваете. Перед тем как выйти излома, я съел только маленькую тарелку отрубей с клубникой.
— Здоровая пища, — заметил я.
— Морин пытается посадить меня на диету, чтобы я сбросил вес, — объяснил он. — Поэтому дома я питаюсь здоровой пищей, а потом перекусываю еще чем-нибудь.
Я улыбнулся и показал рукой на стул, стоявший напротив меня. Эллен обмакнула два кусочка хлеба во взбитые яйца, включила конфорку и поставила сковородку.