Он подозревал, что изменилось. Когда они только поженились, он попытался убедить ее подвергнуться стерилизации, но она не согласилась. Он не стал делать из этого проблему – она начала принимать противозачаточные таблетки. Но Джон видел, как она в последнее время смотрит на детей. Как она держала на руках малышку Лиз и Алекса на барбекю на прошлой неделе. Как она любит детей Кейт Фокс. Возможно, предложение мистера Сароцини задело какой-то нерв внутри ее, и она сочла, что оно даст ей возможность ощутить, что такое беременность, и почувствовать себя полноценной женщиной.
А не изменилось ли его отношение к детям?
Испытывая неловкость, он поспешно вырвал эту мысль из разума, скатал ее в шар, словно бумагу, и выбросил в мусорную корзину. Джон Картер, ты что, сошел с ума?
Но мысль о деньгах никуда не делась. Полтора миллиона фунтов под замком у мистера Клэйка.
И все, что им нужно было сделать, – сказать «да».
Но Арчи не знал всей правды.
Джон оставался внизу долгое время после того, как Сьюзан в обнимку с рукописью поднялась в спальню. Он вышел в сад и посидел там. В голове у него звучали слова Арчи. Небо очистилось, воздух был свеж и прохладен. Джон прошел кухню и сделал себе виски со льдом, мрачно взглянув на стопку журналов по интерьеру, которые они взахлеб просматривали всего лишь месяц назад, выдирая фотографии с интересующими их предметами.
Наконец он пошел наверх, уныло переставляя со ступеньки на ступеньку тяжелые ноги. Сьюзан сидела на постели в белой футболке, которая была ей велика на три размера, и читала рукопись. Джон готов был побиться об заклад, что ей трудно сосредоточиться на тексте.
Увидев его, она улыбнулась. Ее лицо было бледным от усталости и напряжения, на лбу – прядь волос, которую она, наверное, уже устала поправлять. Она выглядела такой беззащитной. Джона переполнила нежность к ней. Она была потрясающе красива. Он любил ее больше жизни. С тех пор как они встретились, в жизни Джона не было ни дня, ни часа, ни мгновения, когда бы он не любил ее. Сьюзан была для него всем.
Он все еще носил в портфеле открытку, которую она подарила ему вскоре после свадьбы, с плюшевым медвежонком и надписью внутри: «Я люблю тебя сильнее, чем вчера, но не так сильно, как буду любить завтра».
Он чувствовал то же самое. Даже спустя семь лет он любил ее с каждым днем все больше.
Присутствие мистера Сароцини ощущалось в воздухе так сильно, будто его имя было написано на стенах огромными огненными буквами. Весь вечер – разделяя беседу паузами, во время которых Сьюзан читала, а Джон перемещался по телевизионным каналам, – они говорили о предложении мистера Сароцини. Незадолго до того, как Сьюзан пошла в спальню, она сказала, что сделает это. Джон не ответил.
Он сидел на краю постели со стаканом в руках и поигрывал кубиками льда в остатках виски.
– Ни за что, – сказал он. – Я скажу ему «нет». Найду денег и начну все сначала. Если ты потеряешь место, можешь пойти на сдельную работу. Потеряем дом – и ладно. Какого черта? Мы же были счастливы, когда жили в маленьком доме, верно?
– А Кейси? – спросила она.
Его испугало то, каким голосом она произнесла это имя. В нем звучал упрек. Это было напоминание о том, что для Сьюзан Кейси была важнее всего на свете – включая даже его.
Джон несколько раз был вместе с Сьюзан в палате Кейси. Призрачное воспоминание о существе, лежащем на больничной койке, с трубкой аппарата искусственного дыхания в гортани, с иглой капельницы в вене. Большую часть времени ее глаза были закрыты, но, даже когда они были открыты, она не могла насладиться красивейшим видом на каньон, открывавшимся из окна, – она никогда ничего уже не увидит. В глубине души он считал – хотя никогда бы не осмелился сказать это вслух, – что Кейси все равно, где лежать: в убогой государственной больнице или в роскошной клинике. Она не понимает, где находится; она никогда этого не поймет.
Утром, за завтраком, они почти не разговаривали. Сьюзан ела мало и кончиками пальцев катала по столу грейпфрут. На столе лежала еще не развернутая «Таймс». Сьюзан посмотрела на Джона, который ложкой накладывал йогурт в тарелку хлопьев с корицей.
– Скажи ему, – сказала она. – Ладно?
Он сунул в тостер ломоть цельнозернового хлеба.
– Ладно? – повторила она. – Это не для меня, это для Кейси. Хорошо?
Ничего хорошего в этом не было. Джон уже решил. Он не допустит этого унижения. Джон подумал: мистер Сароцини тоже человек, и у него есть сердце. Возможно, ему удастся потянуть время или получить деньги для «Диджитрака», спекулируя тем, что они с Сьюзан могут согласиться на искусственное оплодотворение когда-нибудь в будущем.
Он пошелестел газетой и вытащил оттуда страницу с рубрикой «Интерфейс». Им просто нужно время. Если сделка с «Майкрософт» состоится, бояться им больше нечего. Максимум два месяца – вот сколько надо продержаться.
Избегая встретиться взглядом с Сьюзан, он просмотрел новости, посвященные компьютерным и интернет-технологиям, заставляя себя глотать хлопья. Ему необходима была энергия – в последнее время он почти ничего не ел и из-за этого чувствовал слабость.
Сегодня он должен быть в форме. У него будет только один шанс уломать мистера Сароцини. И это будет нелегко.
Он допил апельсиновый сок, проглотил витаминную таблетку, запил ее чаем, поцеловал Сьюзан на прощание.
– Ты скажешь «да»? – спросила она.
– Я что-нибудь придумаю, – мрачно сказал Джон и ушел.
Мистер Сароцини позвонил в десять часов пять минут. Он спросил, пришли ли они к какому-либо решению.
Несмотря на то, что Джон долго готовился к разговору, он дрожал и был весь в поту от волнения.
– Я бы хотел с вами встретиться, – сказал он. – У меня есть к вам предложение.
Мистер Сароцини долго молчал, а когда заговорил, в его голосе был лед.
– В четверть первого моя машина заберет вас из вашего офиса. Мы пообедаем в моем клубе. Надеюсь, это будет вам удобно.
Джон спросил себя, ест ли банкир вообще где-либо еще. Он планировал предложить ему какой-нибудь другой ресторан, на свой вкус, но прежде, чем он успел что-либо сказать, банкир повесил трубку.
«Мерседес» подобрал Джона у входа в его офис. Кроме шофера, в нем никого не было. Несмотря на то, что Джон был в клубе мистера Сароцини уже в третий раз, он чувствовал себя здесь до крайности неуютно. Его покинули остатки уверенности.
Его почтительно приветствовали и провели прямиком в обеденный зал – видимо, мистер Сароцини предупредил обслугу, что он приедет.
В зале было больше людей, чем в их прошлый обед, и в воздухе витал запах жареного мяса и чеснока. На фоне ровного гула беседы Джон услышал хлопок винной пробки.
Мистер Сароцини уже сидел за столом. Он потягивал минеральную воду из стакана и просматривал какие-то документы. Он встал, чтобы поприветствовать Джона. При рукопожатии Джон обратил внимание на то, какая холодная, влажная и костистая у мистера Сароцини рука. Будто пожимаешь руку ящеру.