— Хочешь посмотреть что-то конкретное?
— Да, дело Туфельщика. — Хотя в кабинете Грейса ждал краткий отчет по делу, все вещдоки хранились здесь.
Кейс прошел вперед несколько шагов, остановился, выбрал ключ из связки на поясе, открыл замок. Затем потянул на себя зарешеченную дверь.
— Я знаю, где они хранятся, — пояснил он, — потому что недавно выдавал дело твоим ребятам.
Грейс кивнул.
— Помнишь суперинтендента Кэссиана Пью, который работал здесь прошлой осенью?
Кейс хмыкнул:
— Да, такого не забудешь! Обращался со мной, будто я его персональный лакей! Хотел, чтобы я в его кабинете фотографии развесил… Надеюсь, с ним ничего не случилось? Может, он брякнулся еще с одной скалы, а тебя рядом не оказалось, и никто его не спас…
Грейс ухмыльнулся. Оказывается, спасение Пью не способствовало его популярности среди коллег!
— К сожалению, нет.
— Рой, по-моему, за такой подвиг тебя обязаны были наградить медалью за храбрость. Не понимаю, почему не наградили…
— Зато я понимаю, — улыбнулся Грейс. — Меня бы наградили, если бы я позволил ему упасть.
— Не волнуйся. Он — дерьмо. Знаешь, как про дерьмо говорят?
— Нет.
— Дерьмо всегда в конце концов падает под собственной тяжестью.
14 января, среда
Через полчаса, в четыре часа дня, Грейс сидел за огромным столом Питера Ригга в Мэллинг-Хаус — резиденции высших полицейских чинов.
— Итак, Рой, вы хотели меня видеть. У вас есть хорошие новости по делу Туфельщика?
— Возможно, сэр. — Грейс вкратце сообщил о том, как продвигается следствие, и добавил, что после вечерней оперативки надеется сообщить больше подробностей. Потом он сказал: — Следствие выявило одно довольно деликатное обстоятельство, о котором я хотел бы вам сообщить.
— Говорите!
Грейс рассказал Риггу о Кэссиане Пью и о том, что случилось за тот короткий промежуток времени, пока Пью был прикомандирован к уголовной полиции Суссекса. Затем изложил суть своих подозрений.
Ригг слушал его не перебивая и время от времени что-то записывал. Когда Грейс закончил, он сказал:
— Итак, позвольте я повторю, чтобы все стало ясно. В девяносто седьмом году, когда в Брайтоне орудовал Туфельщик, местонахождение суперинтендента позволяет включить его в список потенциальных подозреваемых?
— Похоже на то, сэр.
— И в последние две недели его передвижения снова позволяют подозревать его?
— Я попросил его отчитаться о том, где он был во время трех последних нападений… Да, сэр!
— Вы считаете, что именно суперинтендент Пью мог изъять важные вещественные доказательства?
— Пью один из немногих имел доступ к делу Туфельщика.
— Как по-вашему, не он ли сливает прессе важные сведения?
— Вполне возможно, — ответил Грейс.
— Почему? Что заставляет его так поступать?
— Может быть, он хочет запутать нас, особенно меня?
— Но зачем?
— Сэр, мне кажется, дело ясное. Ему хочется унизить меня или доказать мою профессиональную несостоятельность. В общем, он добивается, чтобы меня уволили или отстранили от дела, обвиняемым по которому может оказаться он сам.
— Это только ваши предположения или у вас есть что-то конкретное?
— Пока только предположения. Но все сходится. — Грейс пожал плечами. — Надеюсь, что личная неприязнь не мешает моей объективности.
Помощник главного констебля смерил его внимательным взглядом и вдруг добродушно улыбнулся:
— Пожалуйста, не принимайте происходящее так близко к сердцу.
— Сэр, я стараюсь любой ценой избежать этого.
— Знаю, ваши с Пью отношения складывались не лучшим образом. Тем не менее, спасая его, вы рисковали своей жизнью. Все записано в вашем личном деле. С другой стороны, Пью — старший офицер полиции, прежде не замеченный ни в чем подозрительном. Не стоит наживать себе врагов… Помните, как говорится в пословице?
Грейс подумал, что пословиц на сегодня, пожалуй, многовато.
— Нет…
— Тысяча друзей — слишком мало; один враг — слишком много.
Грейс улыбнулся:
— Значит, оставить Пью в покое, хотя он может оказаться тем, кого мы ищем?
— Нет-нет, что вы. Я хочу, чтобы наша с вами совместная работа начиналась со взаимного доверия. Если вы в самом деле считаете, что Пью и Туфельщик — одно лицо, мы арестуем Пью, и я встану на вашу сторону. Но дело очень щекотливое, вы понимаете. Будет не очень хорошо, если мы облажаемся.
— То есть если я облажаюсь?
Ригг улыбнулся:
— Заодно с вами облажаемся и мы с главным констеблем. Вот и все, что я имею в виду. Виновность Пью должна быть доказана наверняка. Если окажется, что мы не правы, нас забросают тухлыми яйцами.
— Нас забросают тухлыми яйцами и в том случае, если я окажусь прав, но пострадает еще одна невинная жертва, а мы будем выжидать и сидеть сложа руки!
— Главное, убедитесь, что улики против него столь же неопровержимы, сколь и ваша логика.
14 января, среда
Особой группе, занимавшейся операцией «Меч-рыба», в ОШ-1 стало тесновато. Поэтому вечернюю оперативку Грейс созвал в конференц-зале.
Вокруг прямоугольного стола умещалось двадцать пять красных стульев. Еще человек тридцать могли стоять вдоль стен. На противоположной от входа стене, рядом с экраном, висела доска двух оттенков синего, шести футов в высоту и десяти футов в ширину. На доске помещался интернет-адрес полиции Суссекса и телефон Центра приема криминальных сообщений.
Грейс сидел спиной к этой доске и лицом к двери. Зал постепенно заполнялся членами его особой группы. Многие из них разговаривали по телефону. Последним вошел Норман Поттинг. Вид у него был чрезвычайно самодовольный.
Ровно в половине седьмого Рой Грейс открыл совещание, объявив:
— Прежде чем мы приступим к повестке дня, сержант Поттинг сделает важное заявление. — Он дал знак Поттингу.
Поттинг откашлялся и сказал:
— Рад доложить, что я арестовал подозреваемого.
— Здорово! — воскликнул Майкл Форман.
— Сейчас он сидит в Центре предварительного заключения. А эксперты обыскивают его дом — баржу, которая стоит в устье Адэра, в Шорэм-Бич.
— Норман, кто он? — спросил Ник Николл.
— Его зовут Джон Керридж. Я докладывал о нем на утренней оперативке. Местный водитель такси. Придумал для себя странную кличку — Ра. В ходе обыска у него на барже мы обнаружили в трюме тайник с восьмьюдесятью семью парами дамской обуви на высоком каблуке. Обувь лежала в нескольких сумках.