— Я сделал тебя! — закричал он, в возбуждении моментально забыв о протоколе, требующем молчания. — Я сделал тебя, ты, хитрая маленькая сволочь!
Вашингтон. Среда, 7 декабря 1994 года
— Хочешь, чтобы я попросила Дейва позвонить твоей матери, когда он придет домой? — сказала Джулия Шваб, когда они стояли на пороге.
Коннор задумался.
— Нет… попозже я сам ему позвоню. — Он поцеловал ее в щеку. — Рад был повидаться с тобой, спасибо за помощь.
— Никаких проблем. Расслабься, а то у тебя загнанный вид. Они просто тебя заездили на работе!
Он улыбнулся:
— Не буду спорить. Береги себя. — Повернувшись, он торопливо прошел по дорожке к ожидавшему такси и дал адрес дома своей матери. Легкие снежинки превратились в снегопад; густые хлопья ковром устилали землю.
Главной его заботой была безопасность Монти, и теперь с ней все было в порядке. Теперь они должны вытащить ее отца — где бы его ни держали. И заняться этим следует без помощи полиции; Монти сама в этом убедилась.
Он посмотрел на тикающий счетчик. Водителем был лысый черный мужчина с фигурой борца сумо; баранка в его могучих лапах казалась детской игрушкой, и он нависал над ней, с ленивой, спокойной уверенностью ведя машину.
— По прогнозу сегодня вечером — большой снегопад. Завтра на улицах будет столпотворение, это уж точно.
Коннор увидел в зеркальце глаза водителя и кивнул в знак согласия. День уже клонился к вечеру, и большинство машин уже включили дальний свет.
— Будет сплошная грязь, да, сэр, — повторил водитель.
Внезапно лоб Коннора пронзила острая боль, и перед глазами все поплыло. Он закрыл глаза, снова открыл их и с удивлением почувствовал легкое головокружение. Дорога пошла под уклон, и, прежде чем выехать на кольцевую, они прибавили скорости, после чего, не сбрасывая ее, направились на север. Снег под острым углом летел на ветровое стекло, и «дворники» смахивали его.
Это все снегопад, понял он, слегка расслабившись, именно из-за него он испытал головокружение, когда смотрел на калейдоскоп мельтешения хлопьев в свете хвостовых огней. Мимо прогромыхал грузовик, и ком талого снега из-под его колес тяжело ударился о ветровое стекло. Коннора бросило в сторону, когда такси резко увильнуло от невидимого препятствия.
Повернувшись, он посмотрел в заднее окно, но полоса за ними была совершенно чистой.
— Что там такое было?
Водитель не ответил.
— Что вы объезжали? — спросил Коннор.
Водитель молчал.
Впереди что-то произошло. Мигающие огни. Появление тормозных сигналов. Грузовик в двухстах пятидесяти ярдах от них резко затормозил. А такси начало набирать скорость.
Коннор нахмурился, пытаясь понять, что делает водитель, и дожидаясь, когда он ударит по тормозам, но он продолжал жать на газ.
— Эй! — обеспокоенно обратился он к нему. — Эй, вы в порядке? — Подняв взгляд, он уставился в зеркало заднего вида. Бесстрастный взгляд водителя был устремлен куда-то далеко вперед, словно он был в трансе.
Они продолжали набирать скорость.
Движение впереди полностью остановилось.
Коннор почувствовал, как его окатило ледяной волной страха.
— Эй! — заорал он. — Стоп — ради бога!
Скорость нарастала.
Они летели прямо на хвостовые огни грузовика. Двести ярдов. Сто семьдесят пять. Сто пятьдесят.
Коннору казалось, что он участвует в гонках комнаты ужасов на ярмарочной площади. Грузовик продолжал стоять на месте. Расстояние между ними все уменьшалось. Он судорожным движением нашел ручку двери, рванул ее, ударил плечом в дверь, услышал рев воздуха, кожей почувствовал скорость и отчаянным рывком бросил свое тело навстречу ей.
Он падает? Или летит? С леденящей медлительностью кувыркается в темноте?
Страшный удар в грудь вышиб у него из легких остатки воздуха, словно дорога поднялась, чтобы нанести его. Он, кувыркаясь, летел по дороге. Взвыл чей-то клаксон. Мимо него летели огни, а жар удушливых выхлопных газов опалял лицо. Коннор не имел представления, где он. Гудрон батутом подкинул его, приложил животом и снова швырнул в воздух. У Коннора был разбит подбородок, колени, скула…
Раздался оглушительный металлический грохот.
Он продолжал неподвижно лежать. Высоко над ним из темноты выплыли два ярких огня. Они направились к нему. Ангелы? Нет, раздалось шипение тормозов, хриплый звук резины по мокрому гудрону. Затем полная темнота и гулкий отголосок рева, словно он влетел в железнодорожный туннель; он закрыл руками голову, в ужасе прижался к твердому дорожному покрытию, и гусеничный трейлер прогрохотал над ним.
Затем трейлер умчался. А он продолжал лежать.
Машины шли одна за другой. Он должен отползти с дороги; лимузин пронесся так близко, что едва не коснулся его куртки. Когда он исчез, Коннор на четвереньках, как животное, пополз через полосу.
— Коннор!
В темноте его звал голос матери.
Он увидел, как распахнулась дверца, как вспыхнул свет в салоне. Машина остановилась рядом с ним.
— Коннор! Залезай же, залезай!
Он перевалился через порожек, как утопающий влезает в спасательную шлюпку, почувствовал мягкую кожу пассажирского сиденья и, рухнув в другой мир, потерял все силы. Осталось только свечение приборной доски, запах убежища и теплый воздух из кондиционера «мерседеса».
Впереди, в проемах мелькающих дуг «дворников», он видел легковые автомобили и фуры, сгрудившиеся на дороге, усыпанной осколками стекла. Фары освещали задник неподвижного трейлера, который он видел полстолетия тому назад. Что-то висело на нем, как остатки рыбы в зубах хищника. В освещенном пространстве он ясно видел — это то, что осталось от такси, в котором он только что сидел. Влетев под задний бампер огромного трейлера, машина смялась почти до заднего окна, а крыша была вырвана и сейчас болталась, как крышка от консервной банки сардин.
Он повернулся лицом к матери, не в силах произнести хоть слово.
— Я думала, что слишком поздно, — тихо сказала она. — Я думала, ты уже погиб.
Когда издали донесся звук захлопнувшейся дверцы, Монти осталась наедине с молчаливыми котами, горящими свечами и языками пламени в камине. Чувствовала она себя как призрак на балу. Только вот никак не понять, где проходит бал, напомнила она себе.
«Я чувствую, это начинается. Я должна идти к нему».
Что начинается?
И она отправилась по дому в поисках фотографии Коннора-ребенка или чего-нибудь, что помогло бы ей лучше понять Табиту Донахью.
Во всех жилых помещениях, даже на огромной современной кухне она встречала одно и то же — абстрактные картины и странные фигурки.