Рассказывал ли Коннор матери о ее распятии? Возможно… но сомнительно.
— Не считаю, что, если ношу распятие или верю в Бога, это означает, что я обязательно верю в оккультизм, — бросила она.
Табита Донахью, не торопясь с ответом, внимательно изучала ее лицо.
— Религия — отнюдь не что-то вроде универсального магазина, где вы выбираете необходимые товары и игнорируете те, что вам не нужны. Если вы верите в Бога, значит, верите в Сатану. Он приходит из тех же сфер.
Монти пожала плечами:
— Думаю, из моих слов можно сделать вывод, что я некачественная католичка… если хотите, склонная к агностицизму.
— Черт побери, меня не волнует, кто вы такая! Но куда лучше постараться понять своих врагов, чем не обращать на них внимания. И научиться противостоять их силам, а не делать вид, что их не существует.
Эта внезапная гневная вспышка ошеломила Монти.
— Простите… делать вид, что… чего не существует?
Мать Коннора обеспокоенно глянула на часы:
— Он уже должен был вернуться. Прошел почти час.
— Может, он где-то остановился выпить кофе… или не смог поймать такси?
— Я уже ухожу, спокойной ночи, миссис Донахью.
Они обе повернулись. За их спинами стояла горничная в пальто, с пластиковым пакетом в руках.
Табита Донахью встала.
— Я подвезу вас к подземке. — Она повернулась к Монти, но было видно, что ее мысли где-то далеко отсюда; говорила она несвязно. — Я чувствую, это начинается. Я должна идти к нему. — Теперь она была очень возбуждена.
— Можно мне с вами? — попросилась Монти. Ей не очень хотелось в дорогу, но смущала перспектива остаться тут одной.
— Нет, вы должны оставаться. В этом доме вы в безопасности — но не за его пределами. Не отвечайте на телефонные звонки, не открывайте парадную дверь. Никому. — Когда она смотрела на Монти, глаза ее стали двумя огромными кругами, как глаза загнанного животного, а голос подрагивал. — Вы говорили о неизвестном. Вот вам и придется познакомиться с ним. И вы узнаете куда больше, чем только могли себе представить.
Среда, 7 декабря 1994 года
Маленькое помещение без окон было стиснуто мраморными стенами, на каждой стене инкрустация — золотая пентаграмма шести футов в диаметре. Единственным источником света было зеленое свечение экрана компьютера, он представлял электронную карту, вмонтированную в квадратный стол с малахитовой столешницей, вокруг которого они все сидели.
Подвешенный к потолку на шелковой нити длиной двадцать футов точно над центром экрана, висел маятник, вырезанный из кристалла кварца. Он был обточен так, что его основание переходило в острие.
Единственным посторонним предметом в помещении был кубок из чистого золота на стойке кованого железа. Наполненный водой, только что взятой из крестильной купели местной баптистской церкви, он должен был играть роль магического кристалла.
В данный момент они созерцали экран. Один из них, предельно сосредоточившись, нежно, словно новорожденного младенца, держал на ладони перчатку свиной кожи. На ногах у него были тростниковые тапочки, а мантия была выткана из льняной ткани высочайшего качества — простое натуральное одеяние, которое не содержало ничего, что могло бы помешать потоку энергии. Никаких ювелирных украшений, ничего, что отягощало бы мышление.
Частью подготовки было отрешение от деятельности мозга; все мысли, вся энергия были сконцентрированы на одной точке, на одной крохотной крупинке во всей Вселенной. Той точке в пустоте перед тем, как началось время. Первая крупинка пыли. Меньше, чем атом. Меньше, чем нейтрон. Там, в пустоте, она ждала его.
Иди ко мне.
Она подчинилась. Ее орбита изменилась так, что теперь проходила ближе к нему.
Иди ко мне.
Теперь она, ускоряясь, проходила мимо него и снова исчезала, пропадая в небытие. Через мгновение она возвращалась, поскольку, пересекая пустоту, должна была вернуться. Вот она возвращается. Пылинка мгновенной вспышкой пролетела мимо него и снова ушла. Из перчатки на его ладони до него дошли легчайшие вибрации; они слились и с его собственными, и с вибрациями пылинки; это был еще не тот диапазон, но его охватила волна удовлетворения. Сигнал — это было единственное, что имело значение, и он поймал его.
«Иди ко мне, — молил он. — Иди ко мне, о да, иди же».
Пылинка прошла мимо него. Она описала полный круг, затем другой, и каждый был чуть короче предыдущего, поиск невидимой тропы среди концентрических кругов, которые продолжали сближаться.
Иди ко мне.
Частотные модуляции начали синхронизироваться. Пылинка превратилась в кусок кварца в дюйм высотой; острие почти касалось экрана на столе. Экран был картой, которая показывала очертания реки Потомак, Чесапикского залива и окружающих пространств земли.
— Масштаб! — резко кинул он.
Легкий шелест компьютерных клавиш, и масштаб карты изменился. Теперь в одном дюйме была одна миля. Появилась сеть улиц.
Маятник снова стал раскачиваться. Сначала он описывал большие круги, а затем они опять стали сжиматься. Наконец острие зависло, лишь чуть подрагивая, над севером Джорджтауна.
Повернувшись к магическому кристаллу кубка, он всмотрелся в черноту святой воды. Смотреть еще пристальнее, собраться — он хочет увидеть образ. Но он не приходит, словно кто-то блокирует его. Кто-то, который знает, как сбивать вибрации, путать их.
Он предельно сконцентрировался, направив всю силу мышления против того, которого не видел, — как две руки, сцепившиеся в реслинге на стойке бара. Он представил себе всю мощь, которой обладает, молитвы, ритуалы и силу энергии — все это он может собрать воедино.
Я Альфа и Омега, Начало и Конец, Первый и Последний.
Иди ко мне.
Яхве.
Он мысленно представил себе все ритуалы. Всю силу металла, который он своими руками отковал в литейной. И молча воззвал к пустоте.
Яхве.
Оно приходило. Теперь он мог видеть это, оно работало. Он чувствовал, как по всему телу выступил пот, на лбу, на груди, чувствовал, как выхлестывает переполняющая его энергия и снова пополняется, иссыхает и прибавляется снова и снова. Так и должно продолжаться, надо собирать все новые и новые силы, потому что впереди долгий, долгий путь.
Есть!
Дом. Небольшой и крепко нуждающийся в ремонте. Дверь открыта, и первой выходит женщина. Да, теперь он видит ее совершенно четко, словно все происходит у него перед глазами за окном. Он видит, как добыча выходит из дома, быстро целует женщину в щеку, проходит по дорожке, устраивается на заднем сиденье такси. Да, тут не было ошибки, о ней вообще не может быть и речи…