Он перестал обращать внимание на свою случайную соседку, которая сидела справа от него и за весь вечер не задала ему ни одного вопроса. Вот и хорошо, решил он, вспоминая, что она провела год в Вашингтоне. На его попытки завязать разговор она то односложно отвечала, то делала вид, что не расслышала его слов. Он явно не вызывал у нее интереса. Что ж, будем считать, что это чувство взаимно, решил он, и теперь позволял себе лишь искоса поглядывать на нее.
Аманда что-то там такое. Бархатная повязка на голове, черное платье, напоминающее корсет, — во всяком случае, сиськи надо было запихивать в него с помощью рожка для обуви, и то они угрожали перевалиться через край. Она вызывала у него отвращение тем, что постоянно жевала противоникотинную резинку.
— Бросай курить, дорогой, — сказала она ему тоном, которым, наверное, говорила со своим парикмахером.
— Коннор, твоя очередь, — объявил Роули, выпустив клуб сигарного дыма. — Есть какие-нибудь хорошие шуточки?
Последние десять минут Коннор отчаянно ломал голову, пытаясь вспомнить что-нибудь и пошлое и смешное, чему не было бы сто лет от роду. В памяти у него всплыли лишь два гэга, о которых уже шла речь.
— А как насчет моего розыгрыша?
— Какого именно? — спросил человек напротив.
— Я могу гипнотизировать.
— Неужто? — подала голос девушка, сидящая в дальнем конце стола, слева от Роули. У нее были длинные светлые волосы и пухлое, симпатичное, хотя и агрессивное лицо. — А я думаю, что гипноз — это откровенное жульничество. По телевизору показывали, как тот парень дурит публику. — Она прикурила сигарету, щелкнув золотой зажигалкой. — Во всяком случае, не понимаю, как вы сможете убедить, что кого-то загипнотизировали, — они просто будут притворяться.
— Я могу и загипнотизировать, и доказать это, — сказал Коннор.
— Ничего не получится. Люди уже пытались это сделать. Вот я невнушаема… или как это называется?
— А вам и не надо быть внушаемой. Я могу загипнотизировать любого. Вы Камилла, да?
— Коринтия.
— Ну что ж, Коринтия. Хотите, я докажу вам? — Он обратил внимание, что наступило всеобщее молчание.
— Ну, валяйте — но я заранее извиняюсь… со мной ваш номер не сработает, — с ноткой враждебности заявила она.
— Отлично. — Коннор встал, обошел вокруг стола, нетвердо держась на ногах, и кивнул хозяину: — Чарли, ты не против, если я на минутку займу твое место?
Роули освободил стул, и Коннор уселся. Девушку такое близкое соседство не смутило; Коннор заметил, что кожа у нее под слоем грима желтовато-болезненная.
— Не угодно ли сначала положить сигарету?
Пожав плечами, она подчинилась и вызывающе посмотрела на него. Коннор взял сигарету, держа ее за кончик со следами губной помады. Теперь все взгляды были сосредоточены на нем. Он театрально повернулся к публике, описав рукой с дымящейся сигаретой дугу в воздухе. Подтянув обшлаг левого рукава пиджака, он закатал рукав рубашки, обнажив часы и пару дюймов кожи над ними.
Легко дунув на тлеющий кончик сигареты, он заставил его ярко разгореться, и, пока тот рдел кроваво-красным свечением, Коннор медленно опустил его на кожу руки над часами. Разнесся запах горящих волос и легкий хрустящий звук, когда он оторвал сигарету от запястья. Одна из женщин потрясенно вскрикнула.
Коннор продолжал методично вращать тлеющую сигарету, а потом поднял всем напоказ почерневший растертый кончик, и у всех на лицах появилось выражение ужаса.
— У вас что, кожа из асбеста? — не без надменности спросил торговец предметами искусства.
Коннор покачал головой:
— Все дело в силе убеждения.
— Это невозможно, — возмутилась Коринтия. — Ясное дело — это какой-то хитрый трюк.
— Вы, должно быть, подменили сигарету, — сказала Лулу.
— Я могу проделать то же самое с любым из вас, — улыбнулся Коннор. — Никто из вас не будет испытывать боли. Кто-нибудь хочет попробовать?
Коринтия, помявшись, посмотрела на него и протянула руку.
— Только обожгите меня, и я на вас в суд подам, — бросила она с вызовом под аккомпанемент смешков.
— На этот счет у меня есть страховой полис, — добродушно парировал он и, избегая взгляда в упор, уставился ей в переносицу. — Я сосчитаю до десяти, и вы уснете крепким сном. Когда я захочу вас разбудить, то снова сосчитаю до десяти и прикажу вам проснуться — договорились?
— Ладно. — Она со скучающим видом пожала плечами.
Он понизил голос и пристально уставился в зрачки ее глаз, столь ярких, что Коннор подумал, не носит ли она цветные линзы.
— Один, — произнес он и, не отводя взгляда, на несколько дюймов придвинул голову. — Два. — Еще ближе. — Три… четыре… пять… шесть. — Каждый раз он сокращал расстояние на пару дюймов. Она моргала все медленнее, и ее глаза начали закрываться. — Семь… восемь… девять… десять. — Он подождал. — Коринтия, теперь вы спите, глубоко спите, глубоко, глубоко спите. Что вы чувствуете — вы бодрствуете или спите?
Ее глаза были плотно закрыты. Голос звучал словно записанный на магнитофонную ленту, которую крутили с неправильной скоростью.
— Ш-ш-ш… Я шплю.
Коннор окинул присутствующих беглым взглядом; все глаза были обращены на него.
— Вы уверены, что не притворяетесь, Коринтия? Вы действительно спите?
— Дствит… шплю.
— Хотите, чтобы я проверил, правду вы говорите или нет? Вы сказали мне, что вас невозможно загипнотизировать… так откуда же мне знать, что вы сейчас не врете мне?
— Дствит… шплю, — снова пробормотала она.
— О'кей. — Коннор вынул сигарету и вручил ее девушке слева от него. — Будьте любезны, зажгите ее для меня — чтобы все видели: она в самом деле горит, и это не какой-то трюк.
Девушка зажала сигарету губами, наклонилась к свече и от ее пламени прикурила сигарету. Сделав вдох, она закашлялась и вернула сигарету Коннору.
Тот обвел взглядом аудиторию и левой рукой взял левую же руку Коринтии.
— Какая у вас красивая рука, Коринтия. Хотите, чтобы на ней появились шрамы?
— Шр… нет.
— Вы уверены? Ни ожогов от сигареты и ничего такого?
— Шрамы… нет.
Коннор приподнял ее руку и повернул ее, как фокусник демонстрирует пустую коробку, показывая, что в ней ничего нет. Затем с театральной медлительностью он поднес к ее коже тлеющий кончик сигареты.
Раздалось шипение и легкий треск, когда огонь коснулся кожи. Кто-то сдавленно выдохнул. Кто-то другой сказал:
— Иисусе!
Коннор нажал сильнее, вращая сигарету, пока она окончательно не погасла, а затем торжественно вручил ее девушке, которая раскуривала.