Водитель закончил очередную беседу по телефону и оглянулся.

— Похоже, впереди стряслось что-то.

Карли молча кивнула, услышала стук в окно, опустила стекло перед наклонившимся следователем.

— Пойдете со мной? Кажется, миссис Ревир попала в аварию. Дорога перекрыта.

— В аварию?.. Фернанда Ревир?..

— Угу, — мрачно буркнул Лэниган, открыв заднюю дверцу.

Накатил черный ужас. Карли с трудом вылезла, вечерний воздух вдруг стал гораздо холоднее, чем десятью минутами раньше. Она плотней запахнула макинтош, следуя за детективом мимо стоявших автомобилей к патрульной машине, развернутой попрек дороги, с вращающимся ярко-красным маяком на крыше. Дальше на асфальте расставлены красные конусы ограждения.

Авария. Фернанда обвинит ее. Все ее обвинят. Какофония сирен приблизилась. За патрульной машиной виден искореженный автомобиль, врезавшийся боком в нос белого грузовика. Карли остановилась. Это не простое столкновение. Дело серьезное. Трагичное и ужасное. Оглянулась на Лэнигана:

— Что с ней? Не слышали, она цела? Не пострадала?..

Сирены взвыли громче.

Следователь прошагал мимо конусов, не говоря ни слова. Карли поспешила за ним, чувствуя, как все внутренности сплетаются в тысячи тугих узлов. Она старалась не смотреть на столкнувшиеся машины и не могла отвести глаза, словно загипнотизированная.

Перед ними вырос полицейский, преградив дорогу. Молодой пухлый парень в очках и слишком большой фуражке, с виду лет восемнадцати, как бы родившийся в полицейской форме.

— Отойдите, пожалуйста.

Лэниган предъявил свой жетон.

— А, все в порядке, сэр. — Парень вопросительно взглянул на Карли.

— Со мной, — бросил детектив.

Полицейский махнул рукой, пропуская их, и растерянно повернулся к скрипнувшим тормозами «скорой» и пожарной машине.

Справа неуверенно топчется мужчина в комбинезоне, как бы не понимая, где он находится и что происходит. Явно в шоковом состоянии. Шагавший впереди Лэниган включил фонарик. Луч высветил жуткую картину, вроде тех, что висят в музее современного искусства.

Передние колеса грузовика сдвинулись при ударе на несколько футов, оказавшись почти за кабиной. Бок золотистого «порше» смят так, что капот и багажник вздыбились почти под прямым углом друг к другу. Столкнувшиеся автомобили напоминают грубое скульптурное изображение плужного снегоочистителя, порожденное больной фантазией художника.

Карли почуяла запах рвоты, а еще бензина и машинного масла с глубоко неприятным медным привкусом.

— Господи Исусе! — охнул Лэниган. — Ох, проклятье!.. — Шарахнулся назад, дернув за собой Карли, чтобы не увидела. Но опоздал.

В свете фонарика она разглядела ноги, обтянутые до колен бирюзовыми спортивными штанами и голые выше. Между ногами алые, черные, темно-красные и ярко-красные пятна. Дальше дюймов на восемнадцать тянется нечто вроде белого хребта гигантской рыбы.

Карли сообразила, что это позвоночник, инстинктивно вцепилась в американского детектива, желудок подкатил к горлу. Фернанда Ревир разорвана пополам.

Она отвернулась, отошла, шатаясь, на несколько ярдов, упала на колени и зашлась в рвоте, ничего не видя сквозь слезы.

84

После большой порции виски и двух бокалов пино-нуар в баре отеля Карли чуть успокоилась, хоть из шока не вышла. Следователь Лэниган выпил маленькую банку пива. С виду он кажется вполне спокойным, будто постоянно видит такие аварии и успел выработать иммунитет. Впрочем, судя по всему, ему свойственна чуткость. Да и кто может вообще привыкнуть к такому кошмару?..

Несмотря на грубость и злобу Фернанды Ревир, Карли захлестывает нестерпимая горечь. Лэниган посоветовал не особенно переживать — у этой женщины руки в крови, она принадлежит к жестокой семье, глубоко погрязшей в насилии. Но разве об этом сейчас думаешь? Фернанда человек, несмотря ни на что. Мать, горячо любившая сына. Никто не заслужил такого конца.

В котором виновата Карли.

Следователь приказал выбросить из головы эту мысль. Фернанде Ревир нечего было садиться в машину в таком состоянии. Никто ее не заставлял уезжать, сама решила. Могла и должна была просто выставить из дома незваную гостью.

Но все-таки Карли винит себя. Постоянно твердит себе, что виновата. Если бы не явилась, Фернанда была бы жива. Отчасти хочется сейчас же вернуться в Ист-Хэмптон, попросить прощения у Лу Ревира. Пат Лэниган твердо и решительно пресек это намерение.

Они долго стояли на улице, он курил очередную сигару, она высадила полпачки сигарет. Ни один не посмел спросить вслух — что теперь будет?

Карли совсем растерялась. Как отреагирует муж Фернанды? И другие члены семьи? Садясь в самолет до Нью-Йорка, она хорошо понимала, что будет тяжело. Но близко даже не предвидела таких жутких последствий.

Она дрожащей рукой поднесла зажигалку к очередной сигарете.

— По-моему, Карли, — сказал Пат Лэниган, — теперь надо серьезно подумать насчет программы защиты свидетелей. Я позабочусь, чтобы кто-нибудь постоянно вас охранял до отъезда из Штатов, но у людей вроде Ревиров долгая память и длинные руки.

— Вы уверены, что программа защиты свидетелей гарантирует мне безопасность?

— На сто процентов никогда не скажешь, но это самый верный шанс.

— Знаете, что это означает? Переезд в другой конец страны, рядом из близких только сын, и больше ни одной встречи с родными и друзьями… Вам бы понравилось?

Лэниган пожал плечами:

— Не очень. Но если б я знал, что нет выбора, то решил бы, что это все-таки лучше, чем альтернатива.

— Какая?..

Он серьезно посмотрел на нее:

— Та самая.

85

Кондиционер в номере отеля слишком холодный и слишком шумный, но, какие бы кнопки Карли ни нажимала, практически ничего не менялось. Одеяла она тоже не нашла, поэтому в конце концов влезла под покрывало одетая, и на нее налетело цунами мрачных мыслей.

В шесть утра, не сомкнув глаз, вылезла из постели, подошла к окну, открыла жалюзи. В хлынувшем с безоблачного синего неба свете проследила за поднимавшимся самолетом, опустила глаза на раскинувшийся лабиринт производственных построек, на оживленную дорогу тридцатью этажами ниже.

В висках стучит молот. Голова кружится, и очень страшно. Боже, как хочется, чтобы рядом был Кес. Больше прежнего хочется просто с ним поговорить. Ему по колено любое дерьмо, в какое его бросит мир. Кроме проклятой холодной белой пудры, которая затопила и удушила его.

Бывает и дерьмо, говорил он. И правда. Гибель Кеса — дерьмо. Дорожно-транспортное происшествие, в которое она попала, — дерьмо. Гибель в автокатастрофе Фернанды Ревир — дерьмо. Все дерьмо.