У Грейса перехватило горло. Удалось удержаться от совета пойти поискать себе в субботу другое занятие. Вместо этого он бросил:
– Спасибо.
– Хорошо. Элисон будет довольна. Я ей сообщу.
– Я ей сам сообщу, – сказал Грейс. – Если ваша помощь понадобится, попрошу, но пока мы успешно справляемся. По правде сказать, я думал, что вы до понедельника на работу не выйдете.
– Совершенно верно. Просто Элисон считает, что мне было бы полезно ознакомиться с делом, помогая вам в выходные.
– Высоко ценю ее заботу, – успел сказать Грейс, прежде чем разъединиться, кипя гневом.
– Суперинтендент Пью? – уточнил Поттинг, подняв брови.
– Ты с ним знаком?
– Знаком. И с другими подобными типами. Дай такой кичливой заднице веревку подлиннее, сам повесится. Не терпит неудач.
– У тебя при себе есть веревка? – поинтересовался Грейс.
11 сентября 2001 года
Ронни Уилсон потерял счет времени. Стоял неподвижно, уставившись в одну точку, держась за ручку чемодана, как бы для опоры, глядя на то, что разворачивалось перед глазами, и ничего не понимая.
С неба на площадь и улицы что-то валилось. Сыпалось дождем. Нескончаемый поток камней, конторских принадлежностей, обломки письменных столов, кресел, стульев, осколки стекла, картинки, фотографии в рамках, разбитые диваны, компьютерные мониторы и клавиатуры, стеллажи, мусорные корзинки, сиденья унитазов, раковины, листы писчей бумаги, напоминавшие белые конфетти. И тела. Человеческие тела. Еще живые в воздухе мужчины и женщины падали и разбивались вдребезги. Хотелось отвернуться, завопить во все горло, побежать, но на голову давил огромный свинцовый палец, принуждая стоять и смотреть в онемении.
Казалось, будто он видит конец света.
Похоже, каждый нью-йоркский пожарный и полицейский бежит сейчас к башням-близнецам. Мчатся бесконечным потоком, сталкиваясь с бесконечным встречным потоком ошарашенных людей, которые выходят, словно из другого мира, не сильно спеша, шатаясь и спотыкаясь, покрытые пылью, растрепанные, у многих кровь на руках и перекошенных от ужаса лицах. Многие прижимают к уху телефонные трубки.
Потом началось землетрясение. Сначала под ногами прошла легкая дрожь, затем посильнее, так что пришлось действительно опереться на чемодан. Зомби, выходившие из Южной башни, внезапно очнулись, ускорили шаг.
А потом побежали.
Взглянув вверх, Ронни понял, в чем дело. Однако сначала подумал, что это ошибка. Не может быть такого! Оптическая иллюзия. Обман зрения. Иначе быть не может, не должно!
Здание рушится, складывается внутрь, как карточный домик.
Но… стоявший рядом полицейский автомобиль оказался вдруг смятым, раздавленным.
За ним пожарная машина…
На него катится волна пыли, песчаная буря в пустыне. Раздался грохот. Гулкий, раскатистый.
Поток людей исчез под камнями.
В воздухе поднялись темно-серые тучи, точно стаи взбесившихся насекомых.
Грохот стал оглушительным.
Невозможно!
Проклятая башня падает…
Люди побежали, спасаясь. Какая-то женщина потеряла туфлю, захромала на одну ногу, сбросила и другую. Чудовищный треск в воздухе заглушил вой сирен, будто некое гигантское чудовище разрывало когтями мир на две половины.
Мимо Ронни бегут люди. Один, другой, третий… Вместо лиц застывшие в панике маски – чисто белые, меловые, в потеках воды из прорванных гидрантов, в каплях крови, в осколках стекла. Персонажи безумного утреннего карнавала.
БМВ в нескольких ярдах внезапно высоко подпрыгнул, перевернулся и упал на крышу, начисто лишившись капота. Ронни увидел черную тучу, которая приливной волной накатывалась на него.
Крепко вцепившись в ручку чемодана, он развернулся и бросился за бежавшими. Не зная, куда направляется, просто удирал, переставляя одну за другой ноги, волоча за собой чемодан, не проверяя, даже не интересуясь, держится ли еще на нем кейс. Удирал от черной тучи, от упавшей башни, громовое падение которой слышал ушами, сердцем и душой.
Улепетывал во все лопатки, ради спасения собственной жизни.
Октябрь 2007 года
Лифт ожил, как некое сверхъестественное чудовище. При каждом сделанном Эбби вдохе и выдохе он скрипел, стонал, качался, накренялся, крутился. Во рту и в горле пересохло, язык и нёбо превратились в наждачную бумагу, мгновенно впитывая каждую выделившуюся каплю слюны.
В лицо тянуло упорным холодным сквозняком. Каждые несколько минут она нащупывала в темноте телефонную кнопку, нажимала, чтобы засветился дисплей. Проверяла, нет ли сигнала, заодно зажигая слабый, но отчаянно желанный лучик в ненадежной качавшейся тюремной камере.
Нет сигнала.
Время на дисплее 13:32.
Снова попробовала набрать 999. Слабый сигнал пропал.
С дрожью перечитала пришедшее сообщение:
«Я знаю, где ты».
Хотя номер отправителя не определяется, его личность известна. Сообщение мог прислать лишь один человек. Только как он узнал ее номер? Вот что ей сейчас интересно. Проклятье, откуда он знает мой номер?
Телефон с повременной оплатой, приобретен за наличные. Насмотревшись детективов по телевизору, она отлично знает, как преступники избегают прослеживания звонков. Поэтому и купила телефон того типа, каким пользуются наркоторговцы, чтобы звонить живущей под Истборном матери, спрашивать, все ли в порядке, прикидываясь, будто находится за границей и радуется жизни. Телефон нужен и для связи с Дэйвом. Время от времени она отправляет ему фотографии. Тяжело надолго разлучаться с любимым.
В голову вдруг пришла мысль: не добрался ли он до ее матери? Даже если добрался, все равно не мог узнать номер. Она очень старательно его скрывает. Вдобавок при вчерашнем разговоре мама ничего не сказала, и голос у нее был бодрый.
Может, засек ее при покупке мобильника, выведал у продавца? Нет. Невозможно. Телефон куплен в маленькой лавке в переулочке за Престон-Серкус, где за ней точно никто не следил, она дважды проверила. По крайней мере, насколько сумела.
Вдруг он сейчас в доме? Что, если сам устроил ловушку? А тем временем проник в квартиру и сейчас ее обыскивает?
Вдруг найдет…
Быть не может.
Эбби вновь взглянула на дисплей.
Сообщение пугает все больше и больше. Душу захлестывают волны страха. Она вскинулась в панике, выключила дисплей, в сотый раз втиснула пальцы в щель между дверцами, стараясь их раздвинуть, беспомощно всхлипывая.
Дверцы не поддавались.
Пожалуйста, пожалуйста, откройтесь. Боже мой, умоляю…