Эбби только глаза таращила.

Рики разорвал конверт пополам. Полетели клочки. Он старательно изорвал каждый. Закончив, встряхнул головой, бросил на пол последний обрывок.

– Прочитал обе газеты. Так и не обнаружил разгадки. Впрочем, фактически это сейчас не имеет значения, правда?

Он пристально смотрел ей в глаза, улыбался, довольный собой.

Она быстро соображала. Известно, чего ему надо. Известно, что для достижения цели он должен позволить ей заговорить. Эбби подхлестывала окаменевшие мозги, думая, думая, думая. Ничего не придумала.

Он исчез на минуту, вернулся с ее синим большим чемоданом, бросил в дверях на пол на самом виду, встал на колени, расстегнул «молнию», поднял крышку, оглядел содержимое.

– Прекрасно уложено. Аккуратно. Видно, жизнь тебя хорошо научила старательно укладывать вещи и удирать, – добавил он язвительным тоном.

На нее вновь взглянули серые глаза. В которых она увидела то, чего никогда раньше не видела. Нечто новое. Тьма. Настоящая тьма. Как будто душа его умерла.

Он начал распаковывать чемодан, вынимать вещи одну за другой. Сначала теплый вязаный джемпер, лежавший поверх косметички и сумочки с туалетными принадлежностями. Неторопливо развернул, тщательно осмотрел, вывернул наизнанку, удовлетворился, бросил за спину через плечо.

Страшно хочется писать. Но Эбби твердо решила перед ним не позориться. Не показывать страха и слабости. Не доставлять ему удовольствия. Поэтому держалась, наблюдая за ним.

Он не спешил, действуя с невероятной, смертельной медлительностью. Можно подумать, догадывался о ее неотложной нужде.

По его часам было видно, что он возился почти двадцать минут, прежде чем вытащил из чемодана последнюю вещь – дорожный фен, со стуком полетевший по коридору.

Эбби время от времени пыталась пошевелиться. Ничего не выходило. Совсем ничего. Адски болели запястья и щиколотки, ягодицы онемели – сдерживая позывы, приходится сжимать колени.

Не сказав ни единого слова, Рики отшвырнул чемодан, пошел по коридору. Эбби умирала от жажды, но это ее беспокоило меньше всего. Надо освободиться. Но как?

Удалось помочиться, путы не помешали. После этого стало получше. Сил нет, в голове пульсирует боль, однако теперь ясней думается.

Если вынудить Рики сорвать пластырь хотя бы со рта, можно было бы поговорить, постараться его урезонить.

Даже, может быть, заключить сделку.

Он деловой человек.

Вопрос в том, сильно ли он обозлился.

Рики вернулся со стаканом виски в одной руке, с сигаретой в другой. Сладкие ароматные запахи терзали ее. Почти все отдала бы за одну затяжку. И за глоток любой жидкости.

Он поболтал стакан, гремя ледяными кубиками, раздул ноздри, шагнул вперед мимо нее. Что-то звякнуло, в унитаз хлынула вода, ее обдало холодными брызгами.

– Грязная корова. Надо воду за собой спускать. А ты, видно, других людей спускаешь в сортир. – Рики стряхнул пепел на пол. – Неплохая берлога. С улицы хуже выглядит. – Он помолчал, задумался. – Впрочем, как посмотреть, думаю, мой фургон отсюда тоже не особенно эффектный.

Эбби вздрогнула, как от укола. Фургон. Старый белый фургон? Тот, что не на ходу? Неужели она так глупа, что даже не подумала?

Она бросила на Рики умоляющий взгляд. В его глазах мелькнула насмешка. Он хлебнул виски, докурил сигарету, бросил, растоптал на полу.

– Ладно, давай немножечко поболтаем. Очень просто. Я буду задавать вопросы, а ты скосишь глаза направо, если «да», и налево, если «нет». Поняла?

Эбби хотела тряхнуть головой и не смогла. Можно только чуть-чуть поворачивать влево и вправо.

– Нет, не все поняла. Я сказал, двигать глазами, а не головой. Подтверди теперь, что поняла.

После секундного колебания она взглянула вправо.

– Хорошая девочка, – похвалил он ее, как щенка. – Очень славная девочка!

Поставил стакан на пол, вытащил другую сигарету, зажал в зубах. Снова подхватил стакан, встряхнул кубики льда.

– Хорошее виски. Чистый солод. Дорогое. Да, по-моему, деньги для тебя не проблема, правда?

Присел, глядя ей прямо в глаза, продвигаясь вперед, пока не оказался в нескольких дюймах.

– А? Нет проблем с деньгами?

Эбби твердо смотрела вперед, дрожа от холода.

Рики затянулся, пустил дым ей в лицо. Глаза защипало.

– Так как насчет денег? Никаких проблем? – Поднялся. – Дело в том, дорогуша, что о твоем возвращении мало кому известно. Очень немногим. Значит, тебя не хватятся. Искать никто не станет. – Он хлебнул еще виски. – Симпатичная душевая кабина. Ты не останавливаешься перед расходами. Надеюсь, она тебе нравится. Что же, я человек откровенный и честный. – Снова погремел кубиками в стакане, глядя в него, и она на секунду подумала, что он действительно собирается предложить сделку. – Вот какое у меня предложение. Либо я тебе делаю больно, пока все не отдашь. Либо ты мне все отдашь просто так. – Он опять улыбнулся. – Поразительно, до чего ты безмозглая.

Медленно, лениво затянулся, как бы с наслаждением понимая, что ей тоже хочется. Склонил набок голову, пустил кольцо дыма.

– Вот что я сделаю. Оставлю тебя тут поспать. – И захлопнул дверь.

54

Октябрь 2007 года

Рой Грейс сидел на рабочем месте в первой комнате отдела тяжких преступлений, лелея маму, папу, брата, сестру, дядю, внука, двоюродных и троюродных братьев и сестер любого на свете похмелья. Во рту как на дне клетки с попугаями, зубы пилит циркулярная пила, голову пронзает стальное копье.

Единственное утешение в том, что сидящий напротив Гленн Брэнсон чувствует себя точно так же. Что на них нашло вчера вечером, черт побери?

Отправились в «Черный лев» опрокинуть по рюмке, потому что Гленн хотел поговорить о своей семейной жизни. И вышли оттуда, шатаясь, около полуночи, выпив бог знает сколько виски, пива и прочего. Даже думать не хочется. Смутно помнится дорога домой в такси, по-прежнему вместе с Гленном, которого жена предупредила, что не желает видеть его в таком состоянии.

Дома выпили еще виски. Гленн принялся перебирать компакт-диски, как всегда критикуя музыкальные вкусы друга.

Не исчез он и утром, переночевав в свободной комнате, проснувшись со стонами от головной боли и уведомлением, что серьезно подумывает вообще покончить со всем.

«8:30, вторник, 23 октября», – прочитал Грейс в блокноте.

Перед ним рядом с дымящейся кружкой кофе лежали протоколы и собственные заметки, отпечатанные полтора часа назад его заместительницей по организационным вопросам. Он наглотался парацетамола, который не помогал, жевал мятную жвачку, чтобы заглушить перегар. И теперь раздумывал, что будет полезно попозже пройтись пешком за машиной, которую вчера оставил у паба.