— Теперь пойдем за покупками.
— Зачем?
— Сегодня тебе понадобится вечернее платье.
— Но я привезла платье с собой, — терпеливо объяснила Алессандра.
— Какое?
— Шелковое, лимонного цвета. Ты знаешь, — уточнила она и заметила, что он нахмурился. — Длинное, с узкими рукавами и низким вырезом сзади.
— Не пойдет, — сказал он решительно, но тут же смягчился. Алессандра растерялась. Она знала, что это платье ему нравилось. — Конечно, мне оно очень нравится. Но, ради Бога, Алессандра, неужели я не могу купить своей жене красивый наряд.
Алессандра вспомнила, как он возмущался, когда Эндрю приобрел для нее черное мини-платье, как сама была рассержена, увидев униформу Бабет, и, подумав, решила вести себя более дипломатично. Она подняла руки, показывая, что сдается.
— Можешь! Можешь! Ты меня уговорил!
В магазине Камерон долго и придирчиво перебирал предложенные продавщицей наряды и наконец остановил свой выбор на сшитом в классическом стиле платье из девственно-белого атласа, которое ниспадало мягкими складками до самых лодыжек Алессандры.
Она видела, как продавщица украдкой бросала на нее завистливые взгляды, когда Камерон заказывал для нее заколку для волос, туфли и белье.
— Я чувствую себя содержанкой, — прошептала Алессандра на ухо мужу. Тот вынул кредитную карточку, чтобы расплатиться за покупки.
Что-то в его пристальном, внимательном взгляде заставило ее кожу покрыться мурашками.
— А разве это так ужасно? — спросил он.
— Не знаю... — Начав говорить, Алессандра почувствовала за его вопросом нечто значительно более глубокое. Она запнулась. — Я никогда над этим не задумывалась. Наверное, я слишком высоко ценю свою независимость.
— Знаю, — согласился Камерон, но в его тоне прозвучала резкая нотка. Затем он забрал у продавщицы коробки и открыл перед Алессандрой дверь.
Они возвращались домой под громкие звуки скрипичного концерта, звучавшего из стереофонической системы автомобиля, что исключало возможность разговора, но Алессандру это вполне устраивало. Когда они вернулись в Престбюри, здание едва можно было узнать: оно сверкало как рождественская елка. А свет, пробивавшийся через незанавешенные окна, подчеркивал пропорциональность архитектуры дома Камерона.
Белые волшебные огни сверкали на ветвях деревьев в аллеях, которые расходились по кругу, серебряные ленты были изящно обвязаны вокруг стройных стволов двух лавровых деревьев в красивых кадках по обе стороны от входной двери. Алессандра тихо воскликнула:
— О, Камерон, как красиво!
На губах Камерона появилась улыбка.
— Да, я знаю. Теперь ты понимаешь, почему я не хочу его продавать? — добавил он.
— Да, — задумчиво ответила Алессандра, коснувшись его лица, — я понимаю.
Он взял ее за руку и повел внутрь дома. Серебряная с белым дорожка устилала лестницу, стены и потолок были украшены гирляндами. Большие вазы благоухающих роз стояли повсюду, и Алессандра озорно прошептала в ухо Камерона:
— А мое платье ты выбрал, чтобы я вписывалась в общую цветовую гамму?
Муж улыбнулся ей сардонической улыбкой, которая всегда заставляла ее вступать в пререкания.
— Ты? — проговорил он. — Вписывалась? Нет, я так не думаю.
Прием был назначен на восемь, и они поднялись на второй этаж, чтобы переодеться. Алессандра проследила, как Камерон начал расстегивать рубашку, и нервно, одним движением сбросила туфли.
Он тут же прокомментировал этот взгляд.
— Не надо смотреть на меня так вызывающе, — ухмыльнулся он. — Я не собираюсь кидаться на тебя снова.
— Я не смотрю...
— Ничего подобного, смотрела. И чтобы смягчить твои самые черные опасения, я обещаю, что, когда опять захочу тебя, все будет совсем не так, как прошлой ночью: я постараюсь защитить тебя от нежелательной беременности. — Он похлопал себя по карману своих брюк. — Пока ты выбирала платье, я позаботился об этом.
Алессандра сглотнула.
— Ты говоришь так, словно...
— Словно что? — спросил он, удивленно приподнимая брови. — Думаешь, я не заметил ужас, который был написан на твоем лице, когда ты проснулась сегодня утром?
От его слов Алессандра вздрогнула. В эту минуту она самой себе показалась холодной и бесчувственной.
— Ты ошибаешься... — начала она, но Камерон покачал головой.
— Отнюдь, я думаю, что это был именно ужас, — спокойно возразил он. — Я стоял и наблюдал за тобой, помнишь? Ты ведь испугалась того, что произошло ночью? Потому что мы позволили управлять собой нашим сердцам, а не разуму.
Но ведь раньше как раз это и притягивало их друг к другу — то, что они использовали логику и здравый смысл там, где другие руководствовались страстью. Почему же сейчас в его словах звучит признание ошибки, ее ошибки? Неужели он действительно считает ее управляемой машиной, а не женщиной, которую он любил и уважал?
Она чувствовала, как между ними разливается река, становясь с каждой минутой все шире и шире.
— Я не хочу опять ссориться, Камерон.
— Вот и хорошо. Потому что я тоже не хочу. — Он спокойно улыбнулся. — По крайней мере мы хоть на чем-то сошлись. — И, взяв полотенце, он ушел в ванную.
Когда же Камерон появился вновь, им уже надо было спешить. Алессандра закончила накладывать макияж, а Камерон быстро натянул белый атласный костюм. Напряженность исчезла, и он полностью завладел ее вниманием, рассказывая с забавными подробностями, чем жена одного из директоров в прошлом году закончила демонстрацию подводного балета в бассейне.
— Ты меня разыгрываешь? — Губы Алессандры кривились от смеха.
— Нет. Это была ошибка какого-то гостя, который не хотел верить, что она могла участвовать в подводном балете. Оказалось, она когда-то стала чемпионкой Британии среди юниоров. И для того, чтобы убедить публику, она просто взяла и показала! Мы все были совершенно восхищены, но, к сожалению, ее муж не совсем разделял наш энтузиазм.
— Но почему? Если она понравилась гостям...
Камерон задумчиво улыбнулся.
— Сначала она разделась до нижнего белья, но затем решила, что и оно мешает, и предстала перед нами в натуральном виде!
— Ты должен показать ее мне, — шепнула Алессандра. — Возможно, она снова оживит праздник — в этом году!
Он посмотрел на часы.
— Пойдем выпьем чего-нибудь и скоротаем время до прибытия гостей.
Алессандра взглянула в его горящие серо-голубые глаза, которые, как магнитом, притягивали ее. Внезапно ее горло пересохло и дыхание стало прерывистым. Ему всегда удавалось заставить ее, как школьницу, почувствовать себя слабой и послушной.