Приехавшие врачи сразу определили черепно-мозговую травму и переломы ребер. Полицейские попытались восстановить картину происшедшего. Выходило, что ночью в дом проник вор. Он вел себя неосторожно, зашумел и разбудил хозяйку. Луиза, накинув халат, вышла в коридор. Негодяй, притаившийся за занавеской, ударил ее по голове табуреткой и столкнул со второго этажа. Потеряв сознание, девушка скатилась по ступенькам, ломая ребра. Но бандит на этом не успокоился. Тоже спустился вниз и несколько раз с размаху ударил неподвижное тело ногой. Удары бандита пришлись по лицу и животу. Убивать почему-то не захотел, только изуродовал.
Полицейских поразило необыкновенное равнодушие бандита. Оставив жертву истекать кровью, он хладнокровно вскрыл все коробки и узлы, которые Лу собрала, готовясь к переезду. Взял ли домушник что-нибудь, полицейские не знали. Луиза лежала без сознания, и врачи сомневались в благополучном исходе.
Мы посидели немного возле несчастной, мучаясь собственной беспомощностью. На обратной дороге Наташка задумчиво произнесла:
– Интересно, что ищут. Не знаешь?
Я покраснела, помолчала минуту и выложила Наташке все.
– Боже, – проговорила узнавшая правду подруга, – ты хоть понимаешь, что наделала. Спрятала чужую собственность, а бандиты за ней гоняются. Надо вернуть все.
– Как? Дать объявление в "Пари Суар"? Найдены бриллианты безумной стоимости, кому надо – забирайте.
Наташка призадумалась:
– Надо узнать, чьи камни, и отдать. У тебя есть предположения? Я помотала головой:
– Нет. Знаю только, что бандит – любитель карамелек "Гусиная лапка" фабрики "Красный Октябрь". Он потерял одну, когда шарил в моей спальне.
– Значит, русский. Эх, что же ты не положила коробочку с камнями на стол. Взял бы и отвязался.
– Да когда он обшаривал наш дом, портил паштеты и варенье, я еще не знала, что ему надо. А теперь он больше к нам не приходит, лазает по знакомым. Наверное, думает, что я отдала драгоценности кому-нибудь на сохранение. И у Костика с Лелькой побывал, и у Луизы, а до этого вломился к Оксанке.
– Послушай, давай расскажем Жоржу!
– Ни за что. Сами узнаем. Нечего сюда комиссара впутывать. Да и что он сделает?
Мы прикатили домой, решив никому ничего не рассказывать.
Ольга чувствовала себя совсем хорошо, и врач разрешил ей вернуться домой. Для будущей мамы оборудовали отдельную комнату на третьем этаже.
– Нечего жить с беременной женой в одной спальне, – постановила Оксанка. – Ей надо спокойно спать, родятся дети – не отдохнешь.
Аркашка вяло сопротивлялся, но в конце концов согласился. И когда привез Зайца домой, то сразу повел на третий этаж.
Возвращение Ольки обставили торжественно. На столе красовался гигантский букет роз – знак внимания любящего мужа. На кровати лежали новый халат и ночная рубашка – презент внимательной Маруси. Большая коробка шоколадных и, очевидно, вредных для беременной конфет аппетитно пахла на ночном столике – Наташка, сама ужасная сластена, решила обрадовать Зайку своей радостью. От меня были детективы и корзинка с розовой шерстью.
Когда невестка влезла, наконец, на третий этаж и устроилась на диване, в дверь постучал Луи. Хитро улыбаясь, он принес поднос с обожаемыми Ольгой свежеприготовленными мидиями в винном соусе.
Растроганная девушка зарыдала.
– Как вы все меня любите!
– Вот еще, – фыркнул Кешка, – очень надо тебя любить. Ты сейчас просто футляр для моих детей, вот и заботимся о его сохранности.
Мы оставили супругов вдвоем выяснять отношения и пошли в столовую.
– Надо было освободить комнату для гостей на первом этаже и устроить Зайца там, – проговорила Наташка, – тяжело на третий этаж по лестницам карабкаться.
– Ничего, ничего, – успокоила Оксанка, – полезно физкультурой заниматься. Тихонько поднимется, тихонько спустится. Зато там спокойно, никакого шума, и телефона нет.
Не успела она вспомнить про телефон, как тот тут же зазвенел. Медсестра из госпиталя сообщила, что Луиза пришла в сознание и просила меня приехать.
Лу выглядела ужасно. Маленькое бледное личико с черными подглазниками. Нос заострился и вытянулся, в ноздри подведены трубочки с кислородом. Какие-то шланги и бутылки громоздились вокруг кровати. У изголовья моргал зеленым огоньком непонятный прибор. Желтоватые, восковые руки бессильно лежали поверх одеяла.
Но все-таки она пришла в себя. И когда я появилась в палате, попыталась улыбнуться. Хотя улыбка больше походила на гримасу.
– Луизонька, – зашептала я со слезами на глазах, – ты обязательно поправишься, поступишь в Академию художеств, а мы потом будем за безумные деньги покупать твои пейзажи. Потерпи немного, все пройдет, здесь чудесные врачи, новейшие лекарства, великолепный уход.
Я говорила и говорила, не веря собственным словам. Уж очень плохо выглядела девушка, краше в гроб кладут. Найти бы негодяя, который так изуродовал бедняжку. Вдруг я поняла, что Луиза пытается что-то сказать. Ее щеки напряглись, губы беззвучно зашевелились. Я прижалась ухом к ее лицу, пытаясь уловить звук.
– Дима, Дима, – шептала Луиза.
– Ты хочешь, чтобы сюда пришел Дима? – изумилась я.
Глаза Луизы наполнились слезами, она опять пошевелила губами:
– Дима, Дима.
– Я сейчас привезу его.
Девушка через силу, отрицательно покачала головой.
– Дима, Дима бил.
Я оторопела от ужаса. Нет, наверное, что-то не так поняла. Или у несчастной от побоев помутился рассудок.
– Ты хочешь сказать, что это Дима так тебя изуродовал?
Луиза с неожиданной силой закивала головой:
– Дима, Дима.
– Луизонька, может, ты перепутала? Полиция говорит, что напали сзади. Ты не могла видеть разбойника, да и Диме незачем тебя избивать!
Слезы потекли по лицу девушки.
– Дима, Дима бил, видела Диму, он бил ногами.
Больная пришла в сильное возбуждение, стала метаться по кровати. Я вызвала сестру, и та моментально сделала укол. Через несколько минут Луиза заснула, держа меня за руку. Ее пальцы, холодные и влажные, никак не хотели разжиматься, когда я вытаскивала ладонь.
Врач, лечивший Луизу, молодой и чрезвычайно серьезный, сидел в ординаторской у компьютера.