– И темные очки, – проворчала Маня, – а то нас будут останавливать на дорогах. Увидят мать и решат, что мы сбежали из сумасшедшего дома. Мам, ну зачем ты намазюкала глаза? Жуткий у тебя вид получился, правда, Софи?
Я вздохнула. Ну почему все мои попытки приукрасить себя всегда заканчиваются одинаково?
Ближе к обеду наконец двинулись в путь. Я за рулем, Маня уютно устроилась на заднем сиденье. Рядом лежали подарки. Ехали быстро. Было жарко, солнце пекло так, как будто мы пребывали не во Франции, а в Сахаре.
Дом Ярузельских появился неожиданно. Выглядел он довольно странно: от центральной части с белыми колоннами отходили два крыла. Выгнутое полукругом здание стояло в глубине довольно большого двора. Что-то мне все это напоминало.
– Мам, смотри, до чего ж их дом похож на старое здание Союза писателей на улице Воровского, – заметила Маня.
Она была права. Только дом этот был похож одновременно на многие русские усадьбы XIX века – странный стиль для Франции. Молоденькая горничная, бесконечно приседая, проводила нас в гостиную. Мы остановились на пороге. Громадная комната была декорирована в стиле «русская клюква». Ситцевые занавески до полу, в углу иконы, почему-то украшенные украинскими рушниками, всюду настелены белые, вязанные крючком салфеточки. На большом деревянном столе посреди белой скатерти пыхтел громадный блестящий самовар.
– Апофигей, – прошептала сзади меня Маня.
– Ку-ку, – подтвердили часы на стене, – ку-ку.
Сухонькая блондинка, сидевшая у телевизора, ласково улыбнулась.
– Меня зовут Галина Владимировна, – представилась она по-русски.
В ее речи почти не было акцента.
– Я – Даша, а это Маня.
– Уж наслышана о вас.
– Как вы чудесно говорите по-русски, – сказала Маня.
– Барышня, – строго сказала Галина Владимировна, – было бы странно, если бы я говорила по-китайски. Я же русская и притом читаю наши газеты, наши книги и, конечно, вот это. – Она щелкнула пультом, и заработавший телевизор наполнил комнату голосом Киркорова. – У меня ловится наша первая программа.
– Поглядите-ка, – изумилась Маня.
– Что такое? – спросила я.
– Да ты посмотри: у Фили-то глаза голубые, а ведь всегда были карие. Как же это он так?
– А что тут особенного? – сказала Галина Владимировна. – Я думаю, он просто надел цветные контактные линзы. Привлекает таким образом к себе внимание. Пойдемте лучше, я покажу вам дом.
В моей голове что-то щелкнуло, и части головоломки разом встали на свои места. Я поняла все!
– Мать, тебе плохо? – спросила Маня.
– Нет, нет, я просто думаю.
– Когда ты думаешь, у тебя делается просто зверское лицо!
Ну что можно ответить на подобное замечание!
– Давайте, пока не приехала Жаклин, я покажу вам дом, – еще раз предложила Галина Владимировна.
Оказалось, что дом был построен мужем Галины Владимировны по ее проекту. Одно крыло, состоящее из спальни, гостиной, кабинета, ванной комнаты и гардеробной, принадлежит Галине Владимировне; другое крыло, чуть побольше – четыре спальни, кабинет, гостиная, ванные комнаты, – отдано остальным; разделяет крылья центральная часть. Там расположены столовая, библиотека, гостиная, две спальни для гостей, кухня…
– Я не буду показывать вам половину Жаклин, она приедет и сама проведет вас по комнатам. Вот это мой кабинет, – гордо проговорила старушка.
В большой комнате с тремя окнами царил тот же псевдорусский стиль: ситец, рушники, иконы, в стеклянных шкафах большая коллекция гжели.
– Барыня, – раздался чей-то тонкий голос с сильным акцентом, – барыня, обед когда подавать?
Я повернулась и замерла от удивления. На пороге комнаты стояла высокая молодая девушка в красном сарафане. На голове у нее красовался вышитый фальшивым жемчугом кокошник.
– Подавайте, Настенька, прямо сейчас. Вы ведь, наверное, проголодались? – обратилась к нам старуха.
Настенька поклонилась, а когда она, уходя, повернулась к нам спиной, мы увидели длинную, толщиной в руку косу.
– Апофигей, – снова прошептала Маня, у меня же просто отнялся язык.
Галина Владимировна истолковала наше изумление по-своему.
– Да, – гордо сказала она, – я сумела сохранить в доме истинно русские традиции и привила Жаклин любовь к земле ее предков. Моя прислуга говорит по-русски. Кто лучше, кто хуже, но языком владеют все!
– Как это вам удалось? – искренне удивилась Маня.
– Шорох купюр приятен всем. Я пообещала солидное жалованье и небольшую ренту после моей смерти тем, кто согласится выучить азы русского, наденет национальную одежду и сделает соответствующую прическу. Причем меня совершенно не интересует, настоящая ли коса у Насти или нет. Это ее секрет. Кстати, имена я им тоже дала другие.
Подготовленные этой тирадой, мы почти не удивились, увидев в столовой молодого человека в косоворотке, плисовых штанах и сапогах. Стол был уставлен салатами, мисками с квашеной капустой, солеными огурцами и моченой брусникой.
– Конечно, мы питаемся так не каждый день, – пояснила старуха, – но в честь вашего приезда я заказала истинно русский обед.
Мы сели за стол, хозяйка позвонила в звонок, и Настенька внесла супницу.
– Ну а теперь, – сказала Галина Владимировна, – по нашей русской традиции одна из женщин должна благословить трапезу. – И она уставилась на меня.
От неожиданности я покраснела, затем встала и сказала:
– Благословляю стол, – потом, подумав секунду, добавила: – И суп.
Машка прыснула, я покраснела еще больше. В это время распахнулась дверь, и Жаклин произнесла громким голосом:
– Мама, хватит дурничать!
Затем она села к столу и заглянула в супницу.
– Что это?
– Сегодня у нас настоящий русский обед!
– Мама, но мы же договаривались с тобой, что «русские обеды» бывают только раз в месяц, а в остальные дни мы едим обычную еду! Что это за суп?
– Борщ!
Яцек скривился:
– Я не могу есть горячий салат из свеклы!