– Так вот почему она так боялась Ренальдо… – дошло до меня.

– Да, – грустно согласился Яцек. – Ей нужно было избавиться от него, и для этого понадобился Аллан. Лиза вообще первосортная актриса. Прикинется, когда надо, таким ангелом!

– Значит, ты знал, что Жана собираются убить, – протянула Наташка.

Яцек развел руками:

– Ну, дорогая, ты очень категорична. Я представить не мог, просто не верил, что Лиза – она ведь была совсем ребенок – способна на убийство…

– Ну а что ты подумал, когда Жан чудом спасся, удержав машину? – продолжала допытываться Наташка.

– Ничего я не подумал, – начал оправдываться Яцек. – Мало ли какие бывают случайности…

– А испорченный замок? – встряла Маша.

Яцек угрюмо молчал.

«Что ему сказать, бедному?» – подумала я.

– Я любил ее, – наконец выдавил он из себя. – Тебе, Натали, это трудно понять, ты прагматик, а я романтик, и я любил ее. Понимаешь?

– Понимаю, – неожиданно спокойно отреагировала моя подруга. – Я понимаю, что ты ее любил, но еще я понимаю, что никогда не сяду срать с тобой на одном гектаре!

От удивления Жаклин разинула рот.

– Давай собирайся, – повернулась ко мне Наташка, – я здесь ни минуты больше не останусь.

– Но уже ночь, – пробормотала Жаклин, – идет дождь, дорога скользкая, а ты выпила…

– Тронута вашим вниманием, – усмехнулась Наташка.

С этими словами она ухватила мою сумку и буквально вытолкнула нас с Машей за порог.

Эпилог

Январь в Париже безобразен. С неба вместо приличного снега сыплется нудный дождь, ветер забивается под пальто, холодно, промозгло. Холодно было и в кабинете комиссара Перье. Сам комиссар вырядился в толстую шерстяную фуфайку и стал похож на рекламу капель от кашля. Мы с Натальей сидели у стола, а комиссар мерил шагами небольшую комнату. Я искренне пожалела полицейского. Выдержать Наташкин напор неподготовленному человеку трудно. А Жорж Перье не успел подготовиться. Рано утром Наташка притащила меня на набережную Орфевр и, размахивая саблей над головой, понеслась в атаку.

– Это что же за дурацкие законы такие! – верещала она тонким от возмущения голосом. – Всем все понятно, а арестовать некого. Я вам русским языком повторяю: Яцек сам признался, что он все знал, можно сказать, потакал убийце! Вот и арестуйте его!

Комиссар тяжело вздохнул:

– Французским языком!

Наташка не поняла:

– Что?

Комиссар опять вздохнул:

– Вы говорили мне французским языком, а не русским. На русском я ничего не пойму. А арестовать месье Ярузельского не могу, у меня нет никаких оснований.

Я деликатно не стала напоминать ему о том, как он объяснял мне, что задержать человека совсем нетрудно… Наташка безнадежно взмахнула рукой:

– Вот вам и справедливость. Ваша Фемида не только с завязанными глазами, но и с заткнутыми ушами!

Комиссар потер покрасневшую шею:

– Вот что, дорогие дамы. Я сегодня не спал, всю ночь пришлось работать, и поэтому сейчас с чистой совестью уйду домой. Но перед тем собираюсь пообедать. Если хотите, пойдемте со мной.

Мы захотели и отправились в небольшой ресторанчик. В зале стояло всего восемь столиков, посетителей, кроме нас, не было, и Жорж Перье явно повеселел. Он весело подмигнул хорошенькой китаянке и стал обстоятельно заказывать еду.

Через час, наевшись до отвала, мы смаковали совсем не китайский кофе. Комиссар закурил сигарету и посмотрел на нас:

– Ну вот, теперь я чувствую себя намного лучше. Все мужчины наполовину животные: поел, попил и доволен!

Наташка засмеялась:

– Да уж, сытый мужчина – ласковый котенок!

Жорж закивал головой:

– А теперь я, как частное лицо, подчеркиваю, как частное лицо, как ваш добрый хороший друг, изложу свои соображения. Во-первых, замечу сразу: мне ужасно мешала Даша. Вместо того чтобы спокойно подождать развития событий, она то и дело засовывала палку в осиное гнездо… Результат вы уже знаете – куча подозреваемых и ни одного обвиняемого. Ну ладно, давайте по порядку.

Когда Натали обратилась ко мне со своими подозрениями, я внимательно пригляделся к узкому кругу родственников и друзей Жана Макмайера. Первое, что мне не понравилось, – это беседа с поваром Луи. Он сказал, что в последнее время Жан опять начал принимать наркотики.

– Это вранье, – отрезала Наташка.

– Луи говорил, что в разных банках на кухне он обнаруживал использованные ампулы. А ведь раньше молодой барон тоже рассовывал, так сказать, пустую посуду по жестянкам с кофе, сахаром…

– Печеньем, – глупо встряла я.

– А, – оживился Жорж, – вы тоже находили ампулы?

Я виновато замолчала: язык мой – враг мой. Еще второй муж однажды в сердцах заорал, что длина моего языка сравнима разве что с длиной языка муравьеда.

– Луи, конечно, забеспокоился и пошел к Натали, – продолжал комиссар. – А вы, – он повернулся к Наташке, – устроили мужу допрос с пристрастием.

– Да, – подтвердила та, – как в КГБ – свет в лицо и говори правду. Но он поклялся, что с наркотиками завязал навсегда. Да и я не видела никаких признаков того, что он колется. В результате мы пришли к выводу, что кто-то просто издевается над нами.

– И это мне не понравилось, – сказал Перье. – Потом мы занялись Жаклин. Но здесь не обнаружили ничего особенного, кроме обычного, бытового алкоголизма. Потом внимание привлек месье Ярузельский. Запросили Варшаву и выяснили странную вещь – бывшая жена и дочь Яцека погибли несколько лет тому назад в автомобильной катастрофе. Значит, Андре никак не могла быть его дочерью. Кто же она тогда? Принялись копаться в прошлом Жана Макмайера, и выплыли очень неаппетитные детали: мальчики, наркотики, безобразное поведение… Выяснилось также, что Эдуард Макмайер не являлся отцом Жана и Лизы. В его медицинской карте прямо указывалось на стерильность – результат детской болезни. Встал вопрос, кто же настоящий отец этих детей, и не ему ли выгодна смерть Жана? Добрались до авиакатастрофы. Только начали копаться в этом деле, как погиб Жан.