— Итак, мы начинаем, — Бернис оглядел меня и моих наперсниц и прибавил, — вы получили приличное вознаграждение, поэтому будем считать, что мы купили право обращаться с вами как с продажными девками, стало быть, вы должны беспрекословно подчиняться нам.
— Совершенно справедливо, — сказала я. — Вы желаете, чтобы мы разделись?
— Да.
— Тогда покажите нам гардеробную, где мы можем оставить одежду.
Когда мы оказались втроем в полутемной комнате, я разделила объемистую добычу на три части, которые мы рассовали по карманам, потом разделись и обнаженными вошли в салон, где нас ожидали кардиналы.
— Я буду исполнять обязанности церемониймейстера, — заявил Бернис. — Наш уважаемый хозяин поручил это мне, и вы все будете слушать мои распоряжения. Мы только что бегло осмотрели ваши задницы, милые дамы, а теперь обследуем их внимательнее. Подходите ближе по одной и предъявите свои прелести для осмотра. Затем то же самое сделают наши мальчики, после чего каждая из вас перейдет в распоряжение чистильщика и подготовит его к работе, чтобы к концу первого акта они, все четверо, были в полной боевой форме.
Вступительная церемония происходила следующим образом: мы по очереди переходили от одного блудодея к другому, они целовали, тискали, покусывали, обнюхивали, щипали и царапали наши задницы, потом мы быстро занимали свои места возле чистильщиков и вместе с мальчиками возбуждали их.
— Переходим к следующему этапу, — произнес церемониймейстер. — Два отрока станут на колени и будут сосать нам фаллос, мы тоже самое будем делать с юношами, а чтобы еще сильнее возбудить их, две женщины прижмутся ягодицами к их лицу; правой рукой каждый из нас будет массировать инструмент чистильщика, а левой — задницу отрока; две другие дамы также опустятся на колени и будут щекотать нам яички и анус.
— В третьей сцене, — сообщил Бернис, чтобы мы могли заранее представить себе весь спектакль и запомнить свои роли, — мы ляжем вот сюда, и нас будут возбуждать женщины, а два отрока присядут на четвереньки и подставят нам свои анусы, чтобы мы могли сосать им анус; кроме того, они должны целовать задницы двух других женщин, а те, в свою очередь, будут ласкать члены отроков. Что же до четверых чистильщиков, мы возьмем их на себя, ибо руки наши будут свободны.
— Следующая сцена будет происходить таким образом, — продолжал любезный кардинал. — Обе женщины, которые еще не сосали нас, возьмут наши фаллосы в рот, а две других будут готовить четырех юношей к акту содомии: сократировать их языком, облизывать анус, словом, они должны сделать все, чтобы эти четыре копья взметнулись вверх и отвердели, и вот когда они раскалятся и задрожат от нетерпения, дамы смажут влажным языком наши отверстия и своими нежными пальчиками направят корабль в гавань; тем временем мы будем ласкать губами задние холмики наших отроков.
Все четверо копьеносцев оказались стойкими и неутомимыми и мгновенно отозвались на наши усилия. Каждую из двух дряхлых, побуревших от времени пещер они прочистили восемь раз кряду со всем юношеским пылом, но оба старых хрыча продемонстрировали дьявольскую выдержку, и эта операция оказала на них не большее воздействие, нежели все предыдущие — мы не заметили в них никакого намека на эрекцию.
— М-да, — пробормотал Бернис, — очевидно, придется прибегнуть к более сильным стимулам: возраст есть возраст. Пресыщенность прожорлива, и ничто не в силах удовлетворить ее аппетит, это вроде сильной жажды, которая становится тем сильнее, чем больше вы пьете холодной воды. Видите, Альбани точно в таком же состоянии, и все ваши старания не смогли ни на йоту приподнять его член. Но не будем отчаиваться — попробуем другие средства, которая Природа предлагает нам в изобилии. Вас здесь целая дюжина, разделитесь на две группы, чтобы в каждой было по два чистильщика, по два отрока и две женщины: одна группа займется моим старым другом, другая — мною. Каждый из вас по очереди будет ласкать нас языком, а потом испражняться нам в рот.
Эти омерзительные упражнения привели к тому, что морщины на органах наших престарелых клиентов несколько разгладились, и, вдохновленные этими безошибочными, хотя и слабыми признаками, они посчитали себя готовыми предпринять серьезную атаку.
— Шестую сцену осуществим следующим образом, — заявил распорядитель. — Альбани, который, на мой взгляд, возбужден так же, как и я, будет содомировать Элизу, а я займусь Жюльеттой; четверо чистильщиков, при помощи Олимпии и Раймонды, будут обрабатывать наши задницы, отроки же лягут на нас сверху и подставят нашим поцелуям свои члены и ягодицы.
Мы заняли свои места, но наши герои, обманутые в своих надеждах, слишком робко атаковали святилище, в нерешительности застыли перед входом и позорно отступили.
— Я так и думал, — в сердцах проворчал Альбани. — Мне никак не понять, почему вы так настаиваете на том, чтобы мы содомировали женщин! С мальчишками такого конфуза со мной никогда бы не случилось.
— Хорошо, давайте сменим мишени, — предложил посланник, — что нам мешает?
Однако исход нового натиска оказался ничуть не удачнее: нашим кардиналам еще раз хорошенько прочистили задницы, но они, увы, так и не смогли сделать то же самое; ни ласки, ни поцелуи не принесли результата; их древние инструменты, вместо того чтобы расцвести, сжались еще больше, и Бернис объявил, что они ничего не могут с собой поделать и будут вести баталию иначе.
— Милые дамы, — сказал этот выдающийся человек, — коль скоро, хорошее обхождение с вашей стороны ни к чему не привело, надо употребить более жесткие методы. Вы когда-нибудь видели, какой эффект дает флагелляция? Думаю, это нам поможет.
С этими словами он схватил меня, а Альбани вытащил откуда-то агрегат настолько странной конструкции, что он заслуживает подробного описания.
Меня поставили лицом к стене, на небольшом расстоянии от нее, поднятые вверх руки привязали к потолку, а ноги — к полу. Передо мной Альбани поставил нечто вроде молитвенного стула, сделанного из железа, его острая, напоминавшая лезвие меча спинка касалась моего живота. Нет необходимости добавлять, что я инстинктивно отклонилась назад от этого грозного оружия, что и нужно было Бернису, так как я оказалась при этом в самой пикантной и возбуждающей позе. Взявши связку розог, распутник неожиданно для меня начал осыпать мою заднюю часть настолько сильными ударами, что не успел он ударить и десяти раз, как по моим бедрам обильно заструилась кровь. Альбани придвинул адскую машину поближе ко мне, чтобы я не имела никакой возможности отклониться от ударов и должна была терпеть обрушившийся на меня ураган. Однако я без особого труда выдержала эту пытку, так как к моему счастью часто участвовала в подобной церемонии и даже получала от этого удовольствие. А вот другим, ставшим на мое место, пришлось несладко. Элиза, оказавшаяся следующей жертвой необычного агрегата, сильно разрезала себе живот и громко вопила в продолжение экзекуции. Раймонда претерпела не меньшие муки. Что до Олимпии, она мужественно выдержала пытку, тем более, что любила такие упражнения, и они лишь сильнее возбуждали ее. Тем временем Бернис передал розги Альбани, и мы, все четверо, еще раз прошли через жестокую церемонию; наконец, члены наших блудодеев начали подрагивать и оживать. Но теперь, разочаровавшись в женских прелестях, они избрали в жертву детей: пока они занимались содомией, все остальные пороли их розгами и искусным образом подставляли для их похотливых поцелуев вагины, анусы и члены. И вот возмущенная Природа спасла их честь: оба, в один и тот же миг, испытали оргазм. В это время Альбани лобзал мои ягодицы, и его извержение было настолько сильным и бурным, настолько велик был восторг мерзавца, что он оставил мне на вечную память глубокую печать — следы двух одиноких зубов, каким-то чудом оставшихся в его поганом рту после того, как его несколько раз почтил присутствием сифилис. Зад Раймонды, которая была в объятиях Берниса, отделался легче, хотя распутник изрядно поцарапал его ногтями и перочинным ножом, а к тому моменту, когда начались его спазмы, ее ягодицы были порваны в клочья. После короткой передышки оргия возобновилась.