– Куда? – встала на ее пути старшая, взметнув над головой молоток, когда почти все повозки остались за спиной.
– Наверх, – ответила Айра.
Рукоять короткого меча словно сама скользнула в ладонь, но клинок с трудом пронзил впалую грудь – верно, слишком уж прокоптили и просушили старое тело степные ветры. Обернулась Айра, увидела две или три пары охваченных ужасом глаз на черных лицах, увидела риссов, склонившихся над обездвиженной Хайтой, и щелкнула пальцами. Многое умела дочь Ярига, но особенно любила пламя, хотя и говорил ей отец, что лед ее магия, лед. Лед – значит, лед, только не так уж он податлив, как пламя, которое вспыхивает мгновенно, льнет туда, куда Айра приказывает, кормится тем, что она назначает к его прокорму. Сразу у двух рабов вспыхнули холщовые порты, но их крики были последними криками, что прозвучали над омасской долиной до того, как пламя сожрало значительную ее часть. Брошенный горшок не разбился сразу, упав на прокаленный камень уничтоженного городка, но уже через мгновение после удара пламя набухло и разорвалось, как огненный фонтан. Затем оно сожрало телегу, метнулось в стороны огненными брызгами, ухнуло, полетело к шатрам, развалинам, повозкам изрыгающими огонь округлыми снарядами, пока не встало стеной и не разомкнулось в стороны насколько хватало глаз. В лицо Айре ударил ею же порожденный жар, она упала и поползла прочь от стены огня, в котором метались кони, сгорали тысячи людей, пылали шатры, пороки, катапульты и баллисты, отодвигая дату неотвратимой гибели обреченной крепости. Ей показалось, что сейчас ее одежда загорится, кожа на лице покроется пузырями, но внутри возник холод, и она застучала зубами, согнулась, словно боялась не ожога, а ледяной смерти. Невидимое чудовище с благодарностью пожирало щедрую дань.
– Мы делаем что-то не так, – сказал Насьта через месяц после падения Борки и весомо добавил: – Вот такушки, сотник.
Марик устало усмехнулся. Это звание прилипло к нему уже с неделю, хотя сотни под его началом опять не было: в очередной схватке погибли десять воинов, набранных ими в лесах вокруг Суйки, в которые им удалось пробиться после того, как от сотни Рангела остались двое – Марик и Насьта. Снат Геба поставил их сотню у Омасса – то ли для того, чтобы в первую очередь избавиться от говорливых баль и ремини, то ли для того, чтобы проверить, чего на самом деле стоит план юного наглеца. В первую же ночь после того, как над Боркой взметнулись языки пламени и Геба принял нелегкое решение разбить черную тысячу на сотни, с десяток смельчаков сотни Рангела во главе с Мариком и Насьтой подожгли город. Они собирались воевать с хеннами всерьез и решили не оставлять им даже брошенных хозяевами жилищ. Омасская крепость стояла среди дымов молчаливо. Ее защитники были обречены. Если они и лелеяли какие-то надежды на собственную стойкость или внезапный удар по хеннам всего сайдского воинства во главе с самим конгом с севера, то уже через день рассеялась даже тень надежды. В первых лучах утреннего Аилле сквозь дым, поднимающийся над городком, сайды увидели сначала быструю конницу хеннов, что рассыпалась вдоль дороги по окраине города, затем еще конницу, еще, пока войско хеннов не покрыло всю долину – от реки Даж с одной стороны крепости до реки Даж с другой. Несколько вылазок орущих степняков к стенам крепости позволили последним определить дальность полета сайдских стрел, и вскоре вокруг омасских бастионов начали расти шатры. На второй день шатры заполнили всю долину, а ночью из-под покрова леса, которого хенны сторонились, выползла сотня Рангела и успела перерезать глотки паре сотен врагов, пока хенны не пришли в себя и не ринулись с обнаженными клинками на наглецов. Только темнота да суматоха не дали им истребить сотню Рангела полностью. Напрасно и Марик, и Насьта призывали Рангела отступить: рассудительный в разговорах дучь забывал в схватке обо всем, сражался с пеной на губах, выкрикивая имена погибших жен и детей, – он словно сам искал собственной смерти, но она странным образом его избегала. Даже в том бою он остался жив только потому, что рослый хенн, перед тем как напороться на взмах глевии, все-таки дотянулся палицей до башки Рангела, и Марик сумел забросить тело сотника на плечо и скомандовал остаткам сотни отход. Оторвавшись от преследователей, немалое количество которых попало в приготовленные ловушки, Марик пересчитал людей. Живыми из хеннского лагеря смогли уйти чуть больше пятидесяти человек, из них были способны продолжать вылазки едва ли больше сорока. Рангел очухался к утру и, морщась от боли, вынужден был согласиться, что люди погибли зря.
– Не зря, – сам же поправил себя Марик, – но если бы мы были умнее, то убили бы в два раза меньше врагов, но сотня осталась бы почти целой, и мы могли бы потрепать хеннов с лучшим результатом!
– С лучшим результатом? – усмехнулся Рангел. – Мне хоть кровь и залила глаза, но разглядеть я успел. Думаю, что человек двадцать, не меньше, уложил ты сам, парень. А не лучше ли было бы разбить нашу сотню на десятки? Или даже на пятерки? Вы бы с ремини и парой нарубили хеннов больше, чем дровосек дров в бесснежную зиму!
– Ты тоже славно бился, – заметил Марик. – И я не думаю, что ты отстал от меня. Только вот надолго тебя так не хватит. Ты же ничего не видишь вокруг себя!
– Хеннов я вижу, – хмуро бросил Рангел. – И лица своих близких, которых никогда уже не встречу с этой стороны смертного полога. И это лишает меня разума, парень.
На следующий день Марик и Насьта сидели на верхних ветвях раскидистой сосны-великанши и разглядывали лагерь хеннов. Ремини уже натянул тетиву, чтобы подстрелить одного или нескольких степняков, которые посматривали на лес с опаской, однако не таились еще от неведомого врага, но Марик остановил его.
– Во-первых, мне не хочется кубарем лететь вниз, – предупредил он Насьту, – во-вторых, не уподобляйся Рангелу. Думай головой. Если уж и пускать по хеннам стрелы, то так, чтобы они даже разглядеть стрелка не могли! Кстати, что там возводят хенны правее от крепости?
Ремини долго вглядывался в даль, затем пожал плечами:
– Возводить только начали, но, если бы не размеры, которые превосходят даже трехэтажный дом, я бы сказал, что это качели.
– Качели? – усомнился Марик. – Может быть, ты еще скажешь, что хенны пришли к стенам Омасса, чтобы покачаться?
– Думаю, они пришли раскачать стены Омасса, – вздохнул Насьта. – Я не видел стен Борки, но если верить, что они в два раза выше стен Омасса, то что-то ведь должно было помочь хеннам их преодолеть? Как думаешь, какие камни может метать эта штука?
– У меня не очень хорошее зрение, – заметил Марик, – но те камешки, что лежат на подводах, могу разглядеть даже я.
– Да, – задумался Насьта. – Я с трудом представляю себе подобный камешек летящим, но с еще большим трудом могу представить стенку, которая устоит от встречи с ним. Эти устройства следует уничтожить, братишка, иначе хеннское воинство здесь не задержится.
– Многовато, – горько покачал головой Марик. – Многовато хеннов придется порубить, пока мы доберемся до цели. Что делать будем?
– Только одно, – вздохнул ремини, – сначала доберемся до цели, а потом начнем рубить хеннов.