– Как ты меня нашел? – повторил вопрос Зиди.
– Легко, – усмехнулся Яриг. – Тебе ли об этом спрашивать? Как дикий мед баль ищут? Не муравьиный – его колдуны ваши собирают, это я знаю, – а обычный мед, который в вино кладут, в тесто мешают. Не мед ведь ищут, а Птицу-стрекотунью, которая им лакомится. Следи за ней, она сама к меду выведет. Я этого Хеена еще в Омассе приметил. Чего это, думаю, раб дома Креча открыто коня на юг погоняет, да еще танским ярлыком размахивает? Все остальное труда не составило. Конечно, не мне с корептами в ловкости тягаться, но есть и у меня секреты. Семечко волосянки, к примеру, на свинью прилепишь и смело отпускай ее в поле, если там, конечно, зверья дикого нет. Веточка с того же куста всегда покажет, куда свинья твоя забралась. А мне она показала, что ученичок твой в лес свернул у перекрестка, где дорога от Омасса к Борке поворачивает. Что ж, подсел я к стражникам, которые там обретались, показал ярлычок, который выправить для меня труда не составило, телегу пустую, чтобы не шарахались в стороны, да попросил у костра погреться. Поупирались конечно, но два меха вина к месту пришлись. А уж когда я им в кости горсть медных монет как бы случайно проиграл, так вообще друзьями стали. А другу чего не расскажешь.
– И что же тебе рассказали? – нетерпеливо поинтересовался Зиди.
– С Седдом Хеен встретился на этом перекрестке! – зло бросил Яриг. – Своими глазами я видел, тут и спрашивать не пришлось. Тот еще до меня к охране подъехал и велел, чтобы Хеену препятствий не чинили, когда он из леса выберется, еще и монету кинул. Два дня я запасы собственного вина, что на дештскую ярмарку вез, у этих стражников приканчивал, пока Хеен из леса не выехал. Тут как раз Седд и явился. Я разглядывать его не стал, но лежал у Хеена кто-то на коленях. Думаю, что девчонка твоя. Да и мешки к седлу были приторочены знакомые. Тут я сразу решил, что сорвался мой приработок, но отправился тебя искать. К полудню следующего дня только нашел, все-таки я не лесной житель. Ну а там уж, с такой рожей как у тебя, мне даже ухищряться не пришлось, чтобы через Борку тебя провезти. Одна трудность была: к трактирам меня не подпускали. Так что по твоей милости пополнить запас вина не удалось, четыре меха всего осталось. Опять же стражники жаждой страдали, не пожелаю им здоровья!
– Почему я не сдох? – прошептал Зиди, чувствуя, что горло стягивает жажда, а желудок давно забыл о пище.
– Как тебе сказать… – Яриг поторопил лошадь. – Я ж ведь тоже испытал кое-что. И порчей волнистой тоже переболел… очень давно. Можешь не верить, но как у меня гной из носа и ушей потек, сразу все смекнул. К счастью, я тогда рабствовал, для дома Олли лес рубил. О тебе в тот год в Скире еще и не слышали. Тоже начало зимы было. Бросил я тогда топор, в кусты нырнул и пополз по мерзлой земле. Как собака пополз, когда она собачью лихорадку схватывает. Полз и нюхал. Если запах мне приятным казался, искал, что пахнет. Ветки грыз, землю разрывал и корни глодал. Нашел вот пару корешков… Как не замерз – не знаю, только через неделю из леса живым выполз, да еще плетей получил полторы сотни. Зато теперь меня эта зараза обходит. Ты уж не обижайся, парень, но пришлось мне эти корешки разыскивать, жевать их, да в рот твой вонючий вкладывать.
– Спасибо тебе, Яриг, – пробормотал Зиди.
– Ты так легко не отделаешься, – помахал рукой бывший трактирщик. – Я ж не просто так на эту дорожку завернул, где ни трактира не встретишь, да и деревеньки редки. Девчонку твою Хеен явно потащил в замок Креча, его еще Вороньим Гнездом кличут. Эта же дорожка мимо замка Креча в замок Стейча ведет, а там уже близкая тропа к Деште правит. Широкий, но дальний тракт к Деште вдоль берега проложен. Там и трактиры и деревеньки одна на другой, поля распаханные. Туда, кстати, Ролл Рейду направился, а здесь путников мало. Бальский лес, он и без баль бальским остается. Хотя, вчера кавалькада конга и Стейча в замок Ирунга проследовала. Уж не знаю, за какой надобностью, но я телегу на обочину согнал, сотни три поклонов успел отбить, пока свита меня миновала! Знал бы старый маг, что его смертельный враг в моей телеге, верно, заплатил бы мне поболее, чем твоя девчонка. А может быть, и головенку снес. К вечеру на повороте к Вороньему Гнезду я тебя высажу, парень, пойдешь золотые отрабатывать. Как все сложится у тебя – не знаю, а мне, чем тебя до Дешты кормить, лучше на твою удачу понадеяться. В Деште трактир есть на южных воротах, «Мертвый кабан» называется. Спросишь одноглазого и принесешь мне треть от того, что сумеешь заработать. И врать не советую. Ты же знаешь, я своих едоков насквозь вижу! Ну, клянись, баль! Да не простыми клятвами – им у меня веры нет. Бальские слова говори да помни: я все языки знаю: и сайдский, и бальский, и рептский, и корептский, и хеннский говор – все. Точно тебе говорю!
Почти месяц Кессаа видела Лебба чуть ли не через день. Она больше не звала на встречи Гуринга, но не потому, что ей действительно не нужно было опасаться молодого горячего тана. Об этом она даже не задумывалась. Просто не чувствовала опасности, она чувствовала что-то другое – неожиданное и ослепительное. С каждой встречей Лебб вовсе не становился смелее. Он выглядел все более растерянным, чаще всего просто молча смотрел на Кессаа, улыбаясь ее беззаботной болтовне. Хотя о чем им было говорить? Разве случалось хоть что-то в храме Сади, что могло заинтересовать сына дома Рейду? В последнюю встречу Кессаа с восхищением рассказывала, как помогала Гурингу зашивать рану конюху самого конга. Взбесившийся жеребец рванул его зубами за предплечье, рука почти оторвалась. Но после же изощренного целительства с уместным применением магии конюх не только остался с рукою, но и не потерял надежду, что сможет ею владеть, как и раньше.
– Ты слышишь, что я говорю? – вдруг перешла на шепот Кессаа.
Лебб смотрел на нее не отрываясь, но, услышав обращенный к нему вопрос, словно только что очнулся. Он вздрогнул, смущенно улыбнулся, захлопал глазами.
– Ты меня не слушаешь, – расстроилась Кессаа, надув губы.
– Слушаю, – вздохнул Лебб, – слушаю, но не всегда слышу то, что ты говоришь. Твой голос как журчание горного ручья, он звенит, он звучит как боо, к нему невозможно привыкнуть. Я и не хочу к нему привыкать. Но скоро мы расстанемся.
– Как? – испугалась Кессаа.
Вся ее сдержанность растворилась в одно мгновение. Она едва удержалась, чтобы не броситься на шею к юному тану, который, словно удивляясь самому себе, всего-то и осмелился за их встречи прикоснуться кончиками пальцев к ее кисти.
– Ухожу вместе с отцом, – пожал плечами Лебб. – Далеко. Точно не знаю, но дело серьезное. Что-то вроде подвига Седда Креча. Пока в Дешту, а там – видно будет.
– А как же я? – против воли вырвалось у девушки.
– Послушай меня. – Лебб протянул руку и накрыл ладонью дрогнувшую кисть. – Со мной что-то происходит. Это не прощание с юностью и не созревание безусого подростка. Что-то происходит в моем сердце. Я пока не могу разобраться с этим. Но мне нужно немного времени. Мы обязательно увидимся с тобой, или я напишу тебе. Хорошо?