«Сето, отчего я не рада предстоящей встрече с родной теткой?» – спросила сама себя Кессаа и щелкнула пальцем, отбрасывая липкий комочек между прутьями решетки.
Паутина, она паутина и есть. Чтобы спеленать ею, коконом не обойдешься, а чтобы клочьями облепить, много не надо. Полетела ловушка в спины сестрам, раскрываясь и раскручиваясь. Мазнула, повисла клочьями на руках и ногах, скользнула вместе с дыханием вверх по лестнице, разлетелась по коридорам.
«Не оплошай, баль!» – поморщилась Кессаа, потому что шея затекла, потому что железо зазвенело в доме, потому что остатки силы щелчок пальцем из нутра выскреб, потому что старшая вдруг заметила, что засветились во тьме силуэты ее сестер, словно пещерный гриб на неосторожного путника споры развеял. Зарычала провожатая, самострел вскинула, чтобы то ли гостей на лестнице встретить, то ли к пленнице неугомонной развернуться, но не успела. Упала, поймав в лицо бальский нож. Остальные сестры вперед ринулись, но лестница узкая была, поэтому смерть встретили по одной, а со смертью последней колдовство Гуринга вовсе истаяло. Легкие, без хромоты, шаги раздались в подвале. С грохотом упала лавка и заскрипел стол. Выругался по-бальски Зиди и позвал негромко:
– Рич! Ты жива?
«Кессаа меня зовут», – уткнулись в кляп не сказанные слова, и только слезы вдруг покатились из глаз.
– Эй! – На лестнице появился отблеск тусклой лампы и раздался смутно знакомый голос. – Ты чего тут гремишь? Пятерых положил? И все бабы?.. Отомстил, похоже, всему женскому роду за обман явный и обман неразведанный? Где твоя попутчица-то? Жива?
– Жива! – обрадовался Зиди, сбил ударом серого клинка замок и подхватил на руки стянутое ремнями тело.
– Ты бы поосторожнее замки рубил, – недовольно проворчал Яриг. – Это ж не доспехи! Мог бы и ногой сбить.
– Рич! Рич!.. Жива! – радостно шептал баль, освобождая Кессаа.
Поутру ударил легкий морозец и посыпал мелкий сухой снег, который из-за порывистого, но настойчивого ветерка не смог удержаться на крутых кровлях и загулял дештскими улицами и переулками, забираясь за шивороты, в обшлага рукавов и под платье. Синг поднял аруховских птенцов затемно, и к рассвету Айра продрогла, несмотря на теплую одежду и то, что у северных ворот пылали костры. Не хотелось ей ступать на подтаявший от жара камень, потому что за грязным словом стражники в карман не лезли, плевали под ноги, да и мочились тут же, забежав за сбитую из навощенных досок будку. Приложила бы их заклинанием, что и до будки бы не успели, да придирчивый Синг стоял рядом, глаз не спускал. Словно не за горожанами, неизвестно отчего решившими покинуть Дешту в ярмарочный день, следил, а среди собственных жрецов чужака высматривал. Все прочие ворота из города запирались в ярмарочный день, чтобы, если какая пакость на площади случится, вора, разбойника, ловчилу какого в одном месте поймать было можно. Потому и всякий путник, которому хоть сто раз на юг не терпелось, покорно выбирался из города через северные ворота и, проклиная несуразные скирские порядки, тащился пять лиг в обход внешней крепостной стены.
Только простых путников с утра мелькало не много. Сначала одно за другим – кто на лошадях, кто в повозках в сопровождении немногочисленной, но грозной охраны – выкатились посольства, торопясь засветло удалиться от скирского гостеприимства. Затем потянулась тысяча стражей домов Скира, вовсе не жаждущих, судя по раздосадованным лицам, отдавать жизни за оборону далекой и чужой Гивв. Строй замыкал сам Седд Креча, который окатил презрительным взглядом и крепостную стену, и стражу у костров, и соглядатаев Аруха и Ирунга, кутавшихся в жиденькие кожушки у ворот еще до Айры. В некотором отдалении за Седлом проследовал на неторопливой кобылке седой маг. Вид у него был страдальческий – и то, кто бы смеялся и напевал, будь у него подбиты оба глаза и сломан нос? Едва несчастный скрылся в проездных воротах, как сразу три неприметные личности, напоминающие то ли торговцев, то ли скупщиков, тронули лошадей вслед. «Следить будет Ирунг за гордым таном», – поняла Айра и почувствовала прикосновение Синга.
– Трогаемся! – прошипел колдун, усердно прощупывая взглядом площадь у ворот. – Сам Димуинн отправляется в храм Сето! С ним Ирунг и Арух и три сотни лучших воинов, но мы должны оказаться у храма раньше. День ярмарочный, но в храме служат обряды. Больных и калечных на исцелении после полудня будет предостаточно. Браки будут освещать, новорожденных, покупку жилья, лошадей… Кстати, лошадей сейчас братья твои приведут, с тобой – пять молодых магов, головой за них отвечаешь!
«А ты как же?» – усмехнулась, но не сказала Айра.
– Я с Арухом в свите Димуинна! – гордо выпрямился Синг.
– Что я буду делать у храма? – поинтересовалась Айра, глядя, как, тесня разукрашенные шкурами белок свадебные повозки, в ворота полился отряд Ролла Рейду. Полсотни крепких воинов не в пример отряду Седда Креча явно не тяготились предстоящим путешествием, вот только то и дело оборачивались на замыкающие строй три черные фигуры.
– Тини со своими ведьмами! – прошипел недовольно Синг.
– Что я буду делать у храма? – повторила вопрос Айра и поморщилась, потому что вновь на пальцах возникло ощущение легкой слизи. Уж не от Тини ли это колдовство? Да нет же… Неужели отец?
– Смотреть двумя глазами, не моргая! – рявкнул Синг и, задрав полы кожуха, побежал в сторону запретного города, где как раз седлались кони и собирался обоз для путешествия Димуинна.
Айра уже знала о том, что так и не пойманная ею девчонка оказалась дочерью Седда и вовсе не погибла перед Боркой в выжженном лесу. Знала она и о том, что та должна появиться у храма – недаром и Ирунг и Арух загодя отправили туда слуг, а теперь и сами в свите Димуинна собирались почтить присутствием храм.
Не понимала, правда, Айра, отчего чуть ли не весь Скир занят охотой за беглянкой, но на собственном опыте портовом знала: если перебежишь дорогу сильному, он обо всем забудет, лишь бы раздавить наглеца. Многое Айра знала, вот только Димуинна понять не могла, зачем ему какая-то девчонка, если по одному слову сотня прекраснейших рабынь немедленно будет доставлена в его полное распоряжение? Многое Айра знала, да не сказала никому, что видела беглянку в городе. То ли проклюнулся внутри девчонки росточек своеволия, то ли и раньше уже был там, только казалось теперь Айре, что пока еще она бродит среди озлобленного зверья, но в любой момент может расправить крылья и взлететь. Потому что и уходящие, и остающиеся в Деште стражники, и тайные слуги Ирунга, и встревоженные посольства, и испуганный Синг, и даже торопящиеся в храм молодые пары – все они обречены. То ли шепот какой услышала, то ли приснилось что, но чернота в глазах появилась, и все, выходящие из ворот Дешты, словно тонули в ней. И невидимая петля была наброшена на горло каждого. Так с чего бы ей старание выказывать? А вот смотреть да присматриваться, слушать да прислушиваться придется со всем вниманием, не то сдует собственную жизнь как огонек масляной лампы с храмового столба.