Аромат теней | Страница: 11

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Почувствовала? Они знают, что ты здесь. Но не волнуйся. Они знают, что и я здесь.

— Я ничего не почувствовала, — сказала я, действительно не понимая, о чем он.

Он необычно, каким-то безумным образом наклонил голову.

— Потому что тебя не научили узнавать их. Закрой глаза и подумай о существах, которые когда-то были живыми, а теперь гниют в земле. О любимом кролике, похороненном спустя неделю после смерти. О грибках на переспелых фруктах. О горячих серных источниках, испарения которых отравляют воздух. А теперь попробуй снова.

Я повернула лицо к ветру, просто чтобы успокоить его, и сразу уловила запах, напомнивший мне о сере. А может, об олове. О ржавых банках.

И внутри давно мертвое животное.

— Боже!

Похоже на запах Аякса. Я резко повернула голову, но увидела только бродягу, который серьезно смотрел на меня. От этого взгляда у меня холодок пробежал по спине. Безумец не должен выглядеть таким нормальным. Я повернулась, собираясь уходить. Пошел он, этот парень! Может оставаться со своими загадками, маниями и гнилым запахом.

Грязный ветер донес до меня его голос.

— Ты шла одна по пустыне, уйдя из дома своего возлюбленного ранним утренним часом. Тебе было шестнадцать лет, и от тебя пахло страстью, любовью и надеждой, тем же запахом, который у тебя и сегодня.

Сердце мое забилось так сильно, что я не удивилась бы, если бы оно выпрыгнуло из груди мне в руки. Откуда этот бездомный бродяга, бросившийся под колеса моей машины, от которого несет канализацией, знает о моем личном запахе? Откуда он знает обо мне? Я обернулась и увидела его ближе, чем ожидала. Так близко, что у меня перехватило дыхание.

— На тебя напал мужчина, который словно был одновременно повсюду, — продолжал он, глядя на меня горящими глазами. — Тебя изнасиловали, придушили и оставили умирать. Ты пришла в себя, потеряв память, лежала под палящим полуденным солнцем и не понимала, кто ты и где. Память постепенно вернулась к тебе, но расцветавшее шестое чувство — нет. Ты залечила искалеченное тело и превратила его в боевую машину, в оружие, в инструмент воина. И это хорошо. Сейчас оно тебе понадобится.

— Откуда ты все это знаешь? Боже, как жалко звучит мой голос.

— У меня свои таланты. У тебя — свои.

— Хочешь сказать, как у супергероя?

Если он так думает, то выбрал не ту девушку: моя жизнь напоминает мыльную оперу, а не героический комикс.

Человек поджал губы и посмотрел вверх, словно читал звездное небо как карту. Здесь, далеко в пустыне, звезды сверкали ярко и далеко раскинулись на небе в эту ясную ночь.

— Я не могу помочь тебе сейчас, Джоанна. Еще слишком рано. Я пришел предупредить тебя. Если уцелеешь, я с тобой свяжусь. — И он похромал прямо в пустыню Но спустя несколько мгновений остановился, и впервые в его фигуре появилась неуверенность. — Джоанна?

Я смотрела на него и дрожала. — Постарайся уцелеть.

Забавно, но я весь день об этом слышу.

* * *

Здравый рассудок был относительно неуловимым состоянием, после того как десять лет назад меня изнасиловали. Эта странная встреча в пустыне с человеком, который не Мог всего этого обо мне знать, напомнила мне, как трудно било сохранить хоть немного нормальности… впрочем, думаю, совершенно новое ощущение, когда угрожают зазубренной кочергой, тоже имело отношение к этому воспоминанию. Оба совершенно незнакомых мне человека говорили о событиях, о которых в моей семье не упоминали годами, и творили о моем прошлом так легко, словно просили передать соль…

Что случилось, Джоанна, дорогая? Видения? Может, что-то напомнило тебе горячую летнюю ночь?

На тебя напал мужчина, который словно был одновременно повсюду..

Тебя изнасиловали, придушили и оставили умирать.

Это правда, все это было. Но как правило — просто что бы не утратить с таким трудом завоеванную нормальность — я на этом не сосредоточивалась.

После нападения, после того как я пришла в себя, насколько можно это сделать после такого, после девяти месяцев, проведенных в укрытии, я со временем даже закончила школу, Я не позволяла себе оставаться жертвой человека, который и так отнял у меня слишком многое. Гнев и страх сменились целеустремленностью и верой в то, что если кто-то пытался сделать вас своей жертвой, не обязательно этой жертвой становиться.

И поэтому я совершала нормальные поступки. Поступила в колледж и окончила его с дипломами по фотографии и искусствоведению. Я тренировала мозг так же, как тело, заставляла себя быть общительной, чтобы не окаменеть или не превратиться в лед, чтобы не стать чем-то жестким, хрупким, мертвым.

И я забыла — вернее, говорила себе, что забыла, — о ребенке.

Мне стало чрезвычайно важно сбежать из позолоченной клетки Ксавье, из этого гигантского архитектурного урода, ложно великолепного снаружи, но с чувствами печали и вины, которые поселились внутри после нападения на меня в пустыне. Я жила в студенческом общежитии, в одной комнате с девушкой, которая на настенном календаре вела запись всех мужчин, с которыми переспала. Я вступила в студенческое землячество — правда, на одну минуту, но все же — и заставляла себя ходить на свидания, стараясь, чтобы самая первая и глубокая реакция — автоматически отказать и уйти — находилась под контролем. Тогда я приняла решение: никогда не говорить «нет». Конечно, иногда я проклинала себя за неуклонное соблюдение этого правила — я потеряла счет, сколько рук, пытающихся потискать меня, мне пришлось отбросить, — но защита от навязчивых парней — легкий танец по сравнению с тем, что произошло сегодня.

И я старалась не отгораживаться от мира, вот почему реплика Бена о том, что я прячусь за своими объективами, меня особенно задела. Да, я брожу по городу в то время, когда мне следовало быть дома, готовить ужин мужу и двум потомкам. Большое дело. Но в тенях моего города, этого сверкающего города долларовых буфетов и неоновых драм, я обнаружила полное отсутствие представлений о том, что такое нормальное. Когда я выношу на улицы свой аппарат, никому нет дела до моего прошлого или до моего имени. Когда на цыпочках прохожу по уродливым темным переулкам, глядя в лица, которые в ответ бесстрашно и открыто смотрят на меня, я могу перестать делать вид, что у меня нормальный и цельный характер. Я просто могу здесь быть цельной.

А теперь какой-то бродяга, вообразивший себя героем комикса, сообщает мне, что кто-то собирается снова напасть на меня. Хуже того, у меня есть основания, несмотря на весь его бессвязный бред, поверить его словам. Первая причина — на меня уже напали. Очень ясный сигнал. Вторая причина — в нашем разговоре были не только загадки и скрытые смыслы: он повторял беседу с Аяксом, если не точно, то по крайней мере по набору слов и содержанию. Оба утверждали, что знают мой запах. Оба заявляли, что я в чем-то особенная. Оби сказали, что за мной по-прежнему следят.

В-третьих, этот вонючий бродяга знал не только, как меня зовут, мою семью, мое прошлое — он знал подробности, которых не знал никто, а некоторые из них я и сама постаралась забыть. И самое главное — он знал, какими словами я описываю себя, словами, которыми я определяю, кем стала, заполнив дыры в душе, образовавшиеся из-за неспособности девочки защитить себя.