Кадык Уоррена дрогнул, второй человек неловко зашевелился на кровати. Они переглянулись, целый разговор уместился в один короткий взгляд, прежде чем Уоррен повернулся ко мне.
— Хаос, Джоанна. Содом и Гоморра и все такое. А что, по-твоему, здесь произойдет? Что произойдет, если похоть и низменные инстинкты перестанут сдерживаться? Каждый человек будет предоставлен сам себе? Общество распадется, мораль сведется к самым низменным чувствам. А что с Тенями? Они сожрут и победителей.
Я с добрую минуту стояла молча и неподвижно, прежде чем произнести хоть что-нибудь. Наконец снова взяла снимок и показала на Зою — женщину, которую считала навсегда для себя потерянной.
— Этот человек, Стрелец, стоил мне моей матери. Моей сестры. — Я передвинула палец к Оливии, которая действительно была моей сестрой. — И моей невинности. — Я показала на себя, потом передала фото Уоррену. — Город — это все, что у меня осталось.
Уоррен посмотрел на снимок, потом на меня.
— Ты ведь понимаешь, что вступаешь в совершенно новый мир? Иную реальность. И даже не одну.
— Моя реальность и так другая,
— Мы убиваем этих людей, этих агентов Тени, Джоанна. Вот на что ты соглашаешься.
Таких, как Батч и Аякс. Людей, насылающих безумцев на одиноких девушек в пустыне.
— Я поняла это, Уоррен.
— И ты считаешь, что сможешь убить своего отца, если представится возможность? — Я кивнула. — Убить хладнокровно?
— Я всю жизнь готовилась к этому, — ответила я: хотя всю жизнь я думала, что тренируюсь для самозащиты, правда в этом.
Наконец — после, казалось, бесконечного молчания — Уоррен изрек:
— Я могу дать тебе такую возможность.
— И охотник станет жертвой. — Я сухо улыбнулась, говоря это, и протянула руку для рукопожатия. — Ты нашел героиню.
Уоррен проигнорировал мой жест. На глазах его появились слезы, он вскочил со стула и обнял меня. Я пошатнулась, и второй человек, поймав мой взгляд, пожал плечами.
— Хорошо, хорошо, — сказала я, высвобождаясь. — Довольно.
— Ты слышал? Пришел первый знак. — Уоррен обратился к другому человеку. — Она это сделает. Она присоединяется к нам.
Тот кивнул. Этот человек рослый, мощный, но не такой жесткий, каким был Батч. «Больше похож на Санта Клауса, — подумала я, — если бы Санта жил в Вегасе».
— Это наш свидетель из Совета армии. Он здесь, чтобы удостоверить, что ты присоединяешься к нам по доброй воле и тебя ничем не соблазняли, — объяснил мне Уоррен.
Я тупо посмотрела на него.
— Ты ведь шутишь?
— Ну, я имею в виду, что я не оказывал на тебя давления. — Он смущенно улыбнулся. — Я не выкручивал тебе руки, не бил тебя, ничего не вколол, верно?
— Конечно, нет. — Я повернулась ко второму. — Он этого не делал.
— Достаточно для тебя? — нетерпеливо спросил Уоррен. Тот кивнул и встал. Ага, вот и разница между ним и Сантой. Этот почти семи футов ростом.
— Да, я совершенно забыл о приличиях. Майках, это Джоанна. Джоанна, Майках, — продолжал суетиться Уоррен.
Конечно, у него не могло быть нормального имени, такого как Боб или Джо.
— Приятно познакомиться, — сказала я, протягивая руку. Гигант Майках наконец заговорил:
— Надеюсь, очнувшись, ты будешь себя чувствовать так же.
— Очнувшись?
Удар нанесли со стороны, и он пришелся мне в шею. Ноги у меня подогнулись, глаза закатились, я увидела над собой Майкаха со стальной дубинкой в руке. У меня было несколько секунд, чтобы подумать, что он гораздо сильней, чем выглядит, прежде чем Уоррен подхватил меня на руки и прижал губы к моему уху.
— Помни, — услышала я его слова, — мы все становимся такими, каковы есть, чтобы выжить.
Затем его голос, его образ, его запах — вес это было сметено волной беспамятства и милосердно отупляющей боли.
Видения человека в беспамятстве и во сне неодинаковы. В беспамятстве они похожи на роман Брэдбери, на ярмарку со зловещими предзнаменованиями и страшными существами, подкарауливающими твою душу. Сны же мои были неясными, переходящими друг в друга, несущими обрывки разговоров, которых у меня никогда не было, лица и сцены, которые я никогда не видела.
Я слышала чей-то настойчивый голос.
Левее. Как на снимке. Все должно быть безупречно.
Надо мной склонилось лицо в маске, глаза сосредоточенные и задумчивые; лицо отодвинулось, и снова загорелся ослепительный флуоресцентный свет.
Она будет выглядеть прекрасно.
Не менее тревожными были реальные эпизоды, в которых были новые комбинации образов и обстановки, как фильм ужасов с несколькими альтернативными финалами.
Оливия смотрела на меня со своего смертного одра на земле в девяти этажах подо мной. Кожа ее стала мертвенно белой, а вся кровь вылилась вокруг разбитого тела и образовала лужу в форме сердца. Широко раскрыв глаза, умоляюще глядя на меня, она задавала вопрос, на который я нe могла ответить.
Почему я умерла? Я пыталась дотянуться до нее, но меня уносило в сторону, и ее прощальные слова звучали у меня в ушах: Почему я умерла?
Сверху меня подхватил Ксавье. Стальной хваткой держал он меня за руки, и я как ни билась, не могла отстраниться от него. Он тащил меня к себе, широко раскрывая рот, чтобы проглотить. Зоя бросила и тебя.
Потом я бежала, сражаясь за каждый вдох, бежала по темной ночной пустыне. Чувствовала, как колючки перекати-поля впиваются в ноги, натыкалась на камни, едва уходя от невидимого быстрого преследователя. Он — это был он — ничего не говорил. Но голос его вторгался в мое сознание другими путями, он проникал в меня, походил на змеиное шипение и треск погремушек на хвосте, гадюки. Мне следовало убить тебя в первый раз…
Я пришла в себя рывком, тяжело дыша. В комнате было сумрачно, хотя не совсем темно, и сквозь длинные щели в оконных ставнях пробивается дневной свет. Я увидела угловатую фигуру в углу комнаты, и рот мой дернулся. «Уоррен, — оцепенело подумала я. — Я его прикончу».
— Знаешь, ты не забавен, — сказала я, заставив его вздрогнуть. Он выпрямился в кресле, потер глаза и с хрустом потянулся. — Ты считаешь себя забавным, но это не так.
Вставая, он буркнул:
— Не нужно ненавидеть.
— Уже поздно. — Широко зевнув, я попыталась поднять руку, чтобы тоже потереть глаза, но рука оказалась слишком тяжелой, слишком далекой от лица, слишком много нужно усилий, чтобы завершить движение. Имея в прошлом сомнительное удовольствие долгого пребывания в больничной палате, я сразу поняла, что моя летаргия вызвана химически, вероятно, каким-то болеутоляющим. Вопрос в том, зачем мне его давали?