— С дула заряжаешь? — спросил Пустой бородача, кивая на ружье.
Тот нахмурился, шагнул вперед, приподнялся на цыпочки, поднес лампу к лицу механика, сказал после паузы:
— Как звать-то?
— Не знаю, — отрезал Пустой, отодвигая лампу. — Механиком кличут или Пустым — кто как. Беспамятный я.
— Понятно, слыхали о таком, — кивнул Лот и, подмигнув Ленте, заторопился в дом. — Ну вы тут приберите чуть-чуть, а я пока кашу в печь задвину — на неделю ведь себе томил, ну ничего, сейчас-сейчас…
С вечера Филя все не мог уснуть — ворочался, хотя и ужин оказался сытным, и силуэт матери, который как облако выплыл из бездны и поддержал, остановил валящегося в пропасть мальчишку, почти стерся в короткой памяти, зато утром он проснулся едва ли не первым. Нет, ни Ленты, ни Пустого уже не было на месте, зато все остальные спали на разложенных на деревянном полу шкурах, как младенцы, — присвистывал и всхрапывал Рашпик, вздыхал Коркин, под рукой которого свернулась едва ли не в узелок Ярка, прицокивал в ногах Коркина Рук. Кобба открыл один глаз, разглядел мальчишку, кивнул зачем-то и опять погрузился в сон.
Источником деревянного перестука, как Филя и предположил, оказались Пустой и Лента. Девчонка вновь пыталась пробить защиту механика, который опять вроде бы и не прилагал особенных усилий, чтобы защититься от ее атак, но тем не менее превращал все их без исключения в безрезультатные выпады. Пустой был обнажен по пояс, а грудь Ленты облепила легкая, мокрая от пота рубашка.
— А вот если бы ты сейчас ударила меня в колено или бедро, я бы не защитился, — заметил Пустой, с легкостью выбивая из руки Ленты палку и ловя ее в воздухе.
— Мы договаривались! — Она, прикусив губу, протянула руку. — Только до пояса!
— Хорошо, — Пустой вернул девчонке снаряд и согнул колени. — Тогда давай начнем по-другому. Ты очень хороша с мечом — пожалуй, из тех, кого я знаю, только Кобба может преподнести тебе какой-то сюрприз. И то вряд ли смертельный. Но я внимательно смотрел, как ты сражалась с Сишеком. Лучше, чем теперь. Тогда ты забыла обо всем — о правилах, о связках, о приемах, — ты вдыхала со всех сторон и выдыхала через меч. А теперь ты думаешь, вместо того чтобы сражаться.
— Можно подумать, что ты не думаешь! — огрызнулась Лента.
— Конечно нет, я же Пустой! — Механик с улыбкой постучал себя по голове. — Так что отключайся. Сейчас я тебе покажу как. Смотри. Мы продолжаем сражаться, но делаем это очень медленно. Вот так.
Пустой шагнул вперед и плавно подвел палку к ключице Ленты.
— Отвечать следует тоже очень медленно, — объяснил Пустой. — К примеру, ты отбиваешь мой удар наружу, акцентируя давление наружу на мою кисть, и тут же наносишь удар мне. Любое убыстрение относим к проигрышам. Давай попробуем — все твои ошибки вылезут наружу, все мои слабости станут для тебя очевидны, а когда придет пора ускориться, думать уже не придется.
Филя вздохнул и пошел за дом, где вчера набирал из колодца воду. Когда ж теперь Пустой займется его обучением? Или и в самом деле вспомнить про подтягивания? Надо же пятьдесят раз подтянуться! Мальчишка поднял голову, подпрыгнул и повис на обвитой хмелем жерди. Раз, два — начал вздергивать подбородок к костяшкам ладоней. Двадцать, двадцать один… двадцать пять…
— Двадцать шесть с половиной, — подал голос Лот, который сидел у колодца. — Очень неплохо. Я бы даже сказал, что очень-очень-очень неплохо.
— Пустой сказал, что будет учить меня фехтованию, когда я смогу подтянуться пятьдесят раз, — вздохнул мальчишка.
— Э! — присвистнул Лот. — Это он загнул. Но тут ведь как — он же от тебя не количества требует, поверь! Ему нужен твой настрой! Понимаешь? А ну-ка…
Лот поднялся со скамьи, подошел к мальчишке, прислонил ружье к стене и, подпрыгнув, повис на жердине.
— Сейчас вспомним детство, — начал бросать тело к перекладине.
Щеки у Лота покраснели, ноздри расширились, руки сгибались исправно, без видимых усилий отбивая подтяжки — один, два… десять, двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят…
— Хорош. — Филя удрученно махнул рукой. — Я все понял. А ты крепок, я даже не знаю, сможет ли так же Пустой…
— Ничего-ничего, — с шумом выдохнул Лот и стал стаскивать с крепкого жилистого тела рубаху. — Плесни-ка мне на спину. А что мне еще тут делать? Тихо. Избушку мою найти непросто. Нечисти в этой полосе не очень много. Жратвы в соседней полосе навалом. Если бы не эта мутная пленка со смертушкой, каждый день бы ходил туда. Да и то пообвыкся. Глаза закрываешь, разбегаешься и прыгаешь. И испугаться не успеешь. Обратно так же.
— А этот… — Филя неопределенно мотнул головой в сторону, но Лот понял. — Такие тут часто попадаются?
— Бывает, — кивнул бородач. — Но я наготове. Это ведь как зараза — живет себе человек, потом не то что палец поцарапал, а, скорее, гадость какую совершил — и вот уже лихо внутрь него заползает. Он о том и знать не знает, а эта мерзость уже его глазками смотрит и ждет своей минуты. А я жду своей.
Лот подхватил ружье.
— Всегда на взводе, на запале такой камешек, что искру и под водой даст. И порошок соответствующий. Смотри-ка!
Лот опустил ружье дулом вниз, сдернул какой-то рычаг, и из дула поочередно выпали два мешочка — один грузно, со звоном, другой тяжело, но тихо, словно песком набитый.
— Ружье-то у меня, конечно, стародавнее, — Лот с любовью дунул в широкое дуло, развернутое на конце вроде воронки, погладил гравированный серебром и камнями приклад. — Калибр у него раза в два побольше, чем у стрелялки вашего Коркина, да не в том дело. Толку от него в настоящем бою мало, да у меня в мешках и зарядов-то больше пятка не бывает. Да и куда больше — оно только против такой нечисти типа тени Галаду и годится. А тень Галаду сразу на другого не перекидывается: вот я пристрелил того светлого — она теперь нового носильщика искать будет. Да и прицельная дальность у этого ружьеца шагов десять, а там уж разлетается моя картечь во все стороны. Я сейчас ее тратить не буду, там состав сложный: серебро, зеленая медь, тертый свинец, кирпичная крошка опять же хорошо идет в смеси. А вот остальное покажу. Как искра?
Лот повернул к Филе ружье казенной частью и щелкнул спусковой скобой. Синеватый каменный брусок тут же выбил о серую шестерню искру, да такую, что Филя глаза тереть начал.
— Вот! — Лот поднял мешок с порошком, помял его в пальцах, затем подошел к колодцу и макнул его в желоб, по которому из сруба выбегала вода. — Не скажу, что так надо делать, но мало ли что может выйти. Когда от ружья жизнь зависит, оно должно без сбоев палить.
Лот поставил ружье дулом вверх, бросил внутрь мешок, с которого капала вода, ухватился за костяное цевье, снял с него стальной рычаг и с усилием взвел механизм.
— Теперь не выпадет, — удовлетворенно пробормотал Лот и, посоветовав мальчишке: — уши заткни! — взметнул ружье к плечу.