Грохот чуть не лишил мальчишку слуха. Вдобавок из ствола вырвался столб пламени длиной в два-три локтя, и это было последнее, что Филя смог увидеть в ближайшие несколько минут.
— Лот! — тут же раздался раздраженный голос Ленты. — Я уж думала, что снова Тарану заявился! Мальчишку ослепишь!
— Ничего, проморгается, — удовлетворенно заметил бородач. — А Тарану просто так сюда не полезет. Хватанул уже.
— Тарану? — задумчиво отозвался Пустой. — Вертелось это слово у меня на языке.
— Слово как слово, — хмыкнул Лот. — Те счастливчики, что живыми после этой пакости оставались, говорили, что она сама так себя именует. Ну, значит, на кого тень Галаду упадет, тот Тарану и есть. А ты, выходит, уже сталкивался с ней?
— На девятой пленке отвечу, — сказал Пустой. — Надеюсь, что отвечу. Лента ведь не хочет мне ничего рассказывать.
— Чего болтать зря, — погрустнела девчонка. — Я думаю, что это ты мне будешь рассказывать. Только вы вот все болтаете, а мальчику холодной водички в глаза никто плеснуть не догадается?
— Вожаки и хозяева! — послышался недовольный голос Рашпика. — У вас всегда побудка с таким грохотом происходит? А если бы я облегчился, не просыпаясь?
— А где остальные? — загудел Лот. — Пора бы уж и перекусить?
— Рук спросонья от вашего грохота Коркина за ногу прихватил, — послышался голос Коббы. — Сейчас они с Яркой скорняку в очередь голень зализывают.
— Сейчас-сейчас, — услышал ласковый голос Ленты Филя, и холодные струи потекли по его лицу.
Главным блюдом на утреннем застолье вновь оказалась все та же каша, из чего Филя сделал вывод, что если это количество густого варева Лот приготовил себе на неделю, то по прожорливости он должен был бы оставить далеко за спиной даже Рашпика. Хотя как раз нынешним утром бородач особенно на кашу не налегал, а забрасывал в рот все больше кисловатую красную земляную ягоду да прихлебывал отвар какой-то сладкой коры.
— Чего хотите-то? — спросил наконец Лот, уставившись на Пустого.
— Ты давно тут живешь? — ответил вопросом механик.
— Давненько, — хитро прищурился бородач. — Чуть ли не с начала Мороси.
— Знаешь тут все? — продолжал спрашивать Пустой.
— Ну все не все, а кое-что знаю, — кивнул Лот, продолжая щуриться.
— Вот и я хочу узнать да разобраться, — ответил Пустой. — Что там делают светлые, что там делали аху, что там вообще случилось тридцать с лишком лет назад.
— Тридцать пять, — уточнил Лот.
— Мне ничего рассказать не хочешь? — спросил Пустой, дождался хитрого прищура бородача, вздохнул. — Вот и Лента язык за зубами держит, хотя поболтать не против. Придется самому все. К светлым сходить. Потом в Бирту отправиться.
— Зачем? — наклонился вперед Лот. — Топай к девятой пленке, вправляй себе мозги и вали отсюда куда подальше. Что ты на рожон лезешь? Куда Ленту тащишь? Тебе мало? — повернулся он к девчонке. — Забыла, как ты у меня пряталась? Шрамы зажили? Память вернулась? Чего добиваешься?
— Домой хочу! — огрызнулась Лента.
— Там лучше, чем здесь? — усмехнулся Лот.
— Да как бы ни было, — потемнела лицом Лента. — Хоть на день. Посмотреть хоть. Отведешь в Бирту?
— Ты думаешь, что я смогу? — откинулся назад Лот.
— Сможешь, — отрезала Лента. — Уверена!
Лот ничего не сказал. Сидел и перекидывал взгляд с одного из спутников Пустого на другого. С Фили на Рука, что опять хрустел костями возле стола, с Коббы на Рашпика, с Ленты на Ярку, с Коркина на Пустого.
— Кочевье это зачем за собой тащишь? — спросил жестко.
— Кого мог, оставил, — пожал плечами Пустой. — Кто отказался остаться, тот со мной. Не держу никого, но пока они рядом — отвечаю за каждого.
— Поэтому и в пламя их за собой волочишь? — кивнул Лот.
— Пламя увижу — отошлю, — не согласился Пустой.
— А не видишь еще пока? — удивился Лот. — И куда отошлешь? Ты их спросил, чего они сами-то хотят?
— Я за монету служу, — признался Рашпик. — Остался бы у Сухой Бриши, да не оставила она меня. Потроха ей мои не понравились. А так-то — поставил бы избушку тут, рядом с тобой, да жил бы. А забрела бы сюда какая бабенка — в дом бы ее взял. Мне же много не надо. Это я не о еде говорю, конечно.
— Домой хочу, — признался Кобба в ответ на немой вопрос. — Вот как Лента: домой хочу. Только дом мой в другом месте где-то, я думаю.
— Не знаю, — пробормотал Филя.
— Честно говоришь, молодец, — кивнул Лот и перевел взгляд на Коркина: — Ты?
Скорняк отодвинул блюдо, обнял за плечо Ярку, притянул ее к себе.
— Понятно, — вздохнул Лот, — но полезешь за Пустым, пока он лбом куда не упрется, вижу. Ладно. К светлым я с вами не пойду. Судя по тому, что мне Лента рассказала, со светлыми ты, Пустой, сам разберешься, хотя я бы советовал тебе сначала к девятой пленке сходить. Но и там ты ничего не получишь: память, может, и вернешь — Лента-то вернула, — а вот насчет Мороси вряд ли что в твоей памяти отыщется.
— Что в Бирту? — спросил Пустой.
— В Бирту… — Лот задумался. — Не хожу я туда. Так что не скажу пока. И сам всего не знаю, и боюсь тебя, парень. И Лента тебя бояться должна. Подожди до девятой пленки.
— Пойдешь с нами? — спросил Пустой.
— Нет, — замотал головой Лот. — Потом подойду. Пошел бы, но приятеля надо дождаться. Без него в Бирту не сунусь.
— Ну как знаешь, — поднялся Пустой. — Но я рассчитываю на тебя, Лот.
— Смешной ты, — скривил губы бородач. — Идешь неизвестно куда, чего ищешь — не знаешь, найдешь что — и не узнаешь, что нашел. Мальчишку береги, хороший он. Ленточку береги, она столько тут огребла, что тебе и не снилось. Да и остальными не бросайся — вон, твой Рашпик трусоват, а ведь борется с трусостью, борется! Но не верь никому, пока в глаза не посмотришь: ты все должен в глазах видеть. Головы не теряй. Иногда лучше промедлить, чем ошибиться.
— Ты-то не промедлил, — усмехнулся Пустой. — Я знал Вери-Ка. Он был неплохим… светлым. Или нельзя изгнать Тарану, не убивая носильщика?
— Можно, — кивнул Лот. — Капкан нужен. Очень хороший капкан. У меня не было. И у тебя нет.
— А сам чего здесь ждешь? — спросил Пустой. — Ты непохож на лесовика.
— А кто его знает, — прикрыл глаза Лот. — Может, и нет уже того, кого жду. Может, Ленту ждал. А может быть, и тебя.
Нога у Коркина почти не болела, но Рук виновато брел рядом и даже тыкался время от времени носом в рану. Лента вела отряд через лес, который ничем не отличался от прилеска, окружающего уже несуществующую деревню Квашенку. Высокие еловники точно так же раскидывали корни и порой карабкались по развалинам только для того, чтобы оказаться поближе к бледному солнцу, которое вновь пряталось за облаками. Разве только укрытые кустарником и бурьяном дома еще не успели обратиться в груды мусора и даже поблескивали кое-где стеклом, скрипели полусгнившими дверями. Но они были редки, словно отряд шел по бывшему пригороду.