— Эй, любезный, — окликнул Лука белоголовый старичок. — Ну как там? Убрался этот урод или нет? Поймал кого или нет? Пагуба будет или не будет?
— Позже, — показал на небо Лук. — Чуть позже.
— Так кого поймал-то? — не отставал старичок.
— Внучку мельника, — сказал Лук.
— Что ж, — вздохнул старик и фыркнул на заохавших вокруг него женщин. — Жалко, конечно, но с другой стороны, если на нас тут всех Пагуба накатит, то она-то, считай, что уж и отмучилась. Только не внучка она мельника. Того мельника, которому она внучка, уж пять лет как схоронили. Она теперь дочка мельника. Гиенца нашего, значит. А вон и сам мельник.
Сказал старик и вдруг зажал рот. Лук повернулся к мельнице. В двух десятках шагов от нее лежал ничком крепкий мужчина.
— Бабы! — заорал старик. — Зовите кого-нибудь. Гиенца прибрать надо. Кончился наш гиенец. Что ж делается-то? — Старик пригладил дрожащими пальцами пух на лысине. — Ну ладно, я-то уж пожил. А остальным как же? — и вдруг вцепился цепким взглядом в Лука. — А ты чего хотел-то, черноглазый? Может, и ты из этих?
— Из каких? — не понял Лук.
— А вот из таких, — огрызнулся старик. — Вчера тоже сидел у меня в трактире путничек. Правда, без ножика с локоть, как ты, а с дубинкой. С палкой суковатой. Сидел, ел, зыркал во все стороны, и глаз у него тоже блестел, как у тебя. То черный, то красный, то зеленый, то еще какой, Пустота его разберет. А потом подобрался — да к двери, я только и успел монету у него стребовать да насчет жалоб испросить. Прыг на коня — и ускакал. Туда! — Старик махнул рукой на восток. — В Ак, наверное?
— Седой, — описал Лук. — Черты лица тонкие. Нос узкий. Под глазами мешки. Подбородок острый. Говорит медленно, глотает окончания слов. Шепчет иногда. Он?
— Он! — вытаращил глаза старик.
— На что жаловался? — спросил Лук.
— Так это, — пожал старик плечами, — ни на что. Сказал, что торопится, а то пакость какая-то накатывается, по следам идет. Ты, что ль, пакость? Или нет, это ж…
Схватился старик пальцами за нижнюю челюсть, даже присел.
— Дальше деревни есть? — махнул рукой туда, куда уходили следы, Лук.
— А как же, — чуть не подпрыгнул старик. — Через каждые лиг пять, а то и чаще. Обрывы, Овраги, Стога, Речки, Увалы… Много. Ну ближе к Аку, когда холмы да степи начнутся, там пореже, а так много. Но трактир не в каждой. Вот в Обрывах и Оврагах вовсе нет, а в Стогах — да. А ты чего хотел-то?
— Лошадь я куплю в Обрывах или Оврагах? — спросил Лук. — Нужна хорошая лошадь. На гиенскую не рассчитываю, но хоть степную взял бы. Лучше кобылу, поспокойнее, но выносливую, не старше пяти лет. В лошадях разбираюсь, плохую не возьму. И чтоб со сбруей. Как положено. Подсумки не обязательно, а седло чтобы по размеру, с потником, ну там подпруга, стремена, повод.
— А цену какую дашь? — прищурился старик.
Лук оглянулся, посмотрел на маленькие фигурки в середине села у трупа дочери мельника, стиснул зубы, глядя на бегущих мимо мельницы голосящих женщин, вытащил золотую монету.
— Вот, если со сбруей и лошадь хороша, отдам.
— Не! — замахал руками старик. — У нас такую не купишь. И в Оврагах не купишь, и в Обрывах не купишь. Не!
Сказал и побежал, засеменил куда-то по деревне. Лук вздохнул, потер глаза, которые и в самом деле казались ему теперь орехами, опущенными в масло, и вправду что-то сочилось из них и текло по щекам, и пошел дальше. У мельницы лежал мужчина лет сорока со сплющенной чудовищным ударом грудью. Земля возле него была взрыта копытами. Рядом валялась обглоданная рука с девичьей кистью.
— А хоть бы и Пагуба, — пробормотал Лук и пошел по следам.
Примерно через полчаса его обогнал Тарп. Воин был хмур. Возле Лука он было придержал коня, но тот, не останавливаясь, вытащил ярлык иши, и без единого вопроса Тарп поскакал дальше. Еще через полчаса Лука нагнал старик. Он спрыгнул с гиенской лошадки, похлопал бодрую конягу по крупу и подмигнул Луку:
— Ну как?
— Украл, — предположил Лук. — У дозорных украл.
— Украл? — вытаращил глаза старик. — Украдешь у них, как же. Все трое с нашего села. Зеркалами теперь машут, в Хилан вести отправляют, а чего их отправлять-то? Иша-то в Хурнае, воевода в Хурнае, смотритель новый и тот в Хурнае. Купил я ее. Для тебя, дорогой, купил. Глаза вроде у тебя честные, дай, думаю, удружу хорошему человеку. Вот купчая. Вот ярлычок на лошадку. Честь по чести. Это ж надо было еще и зачинного найти, чтобы печатку приложил! Рискую!
Лук обошел лошадь, погладил ее, посмотрел копыта, зубы, подмигнул старику.
— Да ты не мигай мне, не мигай! — обиделся тот. — Смотри лучше. Вон! Даже подсумки есть! Один полон овса, а в другом от меня гостинец. Четверть окорока, хлеб и мех с вином. И лошади через полгода только четыре стукнет! Это не кобыла! Это девочка лошадиная!
— Ладно, — кивнул Лук и бросил старику золотой, который тот сразу же принялся пробовать на зуб. — И вот, — он взлетел в седло, погладил лошадь по шее, показал серебряный. — Добавлю, если скажешь, сколько выиграл на сделке.
— Давай! — растопырил ладони старик. Поймал монету, сунул ее за щеку, отбежал шагов на двадцать и только оттуда заорал: — Пятнадцать монет серебра поимел. С этой — шестнадцать! В добрый путь, черноглазый!
— Нечего здесь больше делать, — показал воеводе белые зубы Данкуй, когда от иши пришла весть, что Большая Тулия произойдет в Хурнае и нового смотрителя нужно везти именно туда. — Все будет в Хурнае.
— Что «все»? — спросил Квен старшину тайной службы, уж больно много он вложил в это слово.
— Все, — повторил Данкуй. — Вот смотри, дорогой Квен. Стоило убрать с ярмарочной площади трупы, как все наладилось. Ни тебе никакой пакости, ничего. Народ начал возвращаться домой, уже и глаза на небо не таращат попусту, и Пагубы не ждут. Ты, конечно, можешь сказать, что я эти трупы на площадь и выволок, так я отвечу, что, если бы не выволок, они бы до сей поры соляным трупным соком в подвалах бы у тебя исходили. Так что, если уж и мы с тобой отправимся в Хурнай, то все точно произойдет в Хурнае.
— Загадками говоришь, — заметил Квен и подошел к каменному парапету. Конечно, дом Мелита не мог соперничать с дворцом иши, но, с тех пор как Тупи попросила воеводу принимать просителей и гонцов в ее залах, Квен оценил и широкие арки внешних галерей, и вид из окон. Если бы не дворец иши, который перегораживал часть обзора, то, проходя по галереям, можно было бы окинуть взглядом Текан на многие лиги. И не только Текан. Бугры Дикого леса и Вольные земли тоже были видны. Где-то там нашел конец Далугаеш. То, что рассказал о его смерти Данкуй, даже у Квена вызвало дрожь. Среди исполнившихся забав вольных набивание вспоротого брюха старшины ловчих солью было самым невинным развлечением. Ладно, придет время, и вольные тоже умоются кровью. Хотя поделом Далугаешу, поделом.