Норма с тоской вздохнула, тяжело поднялась и захромала к пролому на месте двери «устраивать хлябу» и спасаться от сантиментов – прощания и жалобных взглядов вслед коневозке. Риан с интересом прищурился.
– У тебя есть все шансы устроиться помощником конюха, – сказал он. – Наймом в пределах Гирта заправляет Крон, он, и только он один, зверюга упрямый, подписывает именные лицензии на подобную работу. Даже в частные и прогулочные конюшни. Тема ясна?
– Отпад, – поразилась Норма, замирая и не смея обернуться.
– Никогда, – энергично замотал головой Крон, – это ругающееся чудовище не ступит ногой в святая святых конного…
– Учти, ругаться он запрещает жестко, вплоть до увольнения, – рассмеялся Риан, умело игнорируя рычание волвека. – Иди воюй за мобили, самая зверская ты местная хляба.
– Не втыкаюсь, – почесала колтун волос Норма и рискнула обернуться: – Тебе-то что за пыль в теме, недохлик?
– Мне? Люблю перекраивать нескладно устроенное, – задумался Риан и тоскливо глянул в небо, уточняя по солнцу время: – Пора мне. Снова придется стоять столбом на церемонии, до самой полуночи. Хорошо, что айри немного в мире: если бы мы хоронили высших каждый день, жизнь сделалась бы кошмаром.
Крон махнул рукой, давая сигнал, и вознесся в коневозку, чувствуя себя божеством, покидающим нелепый мир людей, этих слабых арр, не достойных сравнения с безупречными существами, наделенными красотой, мужеством и добротой вороного Ломы.
Утром Лорана проснулась от странного ощущения: на ней сконцентрировано внимание. Даже лопатки ноют! В комнате душновато. Можно нехотя признать, что есть некоторый смысл в словосочетании «вонючий гролл». Это не оскорбление, нет. Просто подтверждение вполне очевидного факта. Разные расы пахнут несколько по-разному, и непривычность порой заведомо неприятна. Лорри мрачно усмехнулась, наспех одеваясь. Ей ли жаловаться – нанюхалась в свое время, такое из прошлого не сотрешь. Возомнила о себе, как же – директор похвалил. Шикарный мужик, не ее полета птица. То есть хуже – дракон. Умный, расчетливый и достаточно взрослый. Прекрасно понимающий, кто такая Лорри, как ужасающе много она знает о запахах тел. Разных.
– Айри почти нормальные, а вот жители провинции Юктас – козлы! – зло буркнула Лорри.
Гадкие мысли не желали исчезать, обещая испортить день. Когда, по счастью довольно редко, накатывала эта брезгливость к самой себе, снять ее могла только старуха Томи, Лорри твердо знала. Старая женщина готова слушать, гладить по руке виновато и осторожно, опасаясь обидеть даже сочувствием… К тому же у Томи много платков и полотенец… Но сейчас на борту тесно, в каждой каюте по несколько жителей. И, сверх того, к Тамиле идти стыдно. Она ожила, став в одночасье известной писательницей. Что ни день, сидит в окружении детей и что-то серьезно с ними обсуждает. Сказала: хочет написать для них книгу. Как можно сейчас травить бедняжку старыми проблемами?
В полумраке совсем рядом блеснули живым янтарем глаза Хэйн. Смуглая тонкая рука погладила по плечу.
– Прошлое – лишь почва для всходов, – тихо шепнула снавь. Зевнула, виновато фыркнула: не получилось никакого глубокомыслия, съелось усталостью, не избытой за три часа короткого сна. – По-простому скажу. Думай о цветах, а не о грязи у их корней. Я точно вижу: очень красивые цветы. Иди. Вот убедишься сама. Ах да, достань из моей сумки запасную кофту, любую. Тебе подойдет.
Хэйн отвернулась, натянула легкое одеяло до макушки, отгораживаясь от чужих проблем, что для снави невозможно по определению… Лорри молча посочувствовала, подоткнула одеяло, украдкой пощупав темные волосы – густые и тонкие, похожие на мех. Выпрямилась, ощущая, что Хэйн успела помочь, сняла тяжесть дурного настроения. Мысли о прошлом сгинули, в сознании стало приятно просторно. Гулко гудело удивление: чужое внимание не исчезло, оно настойчиво требовало отклика.
Лорри, ощущая некоторую неловкость, порылась в объемистой сумке, небрежно брошенной у стены, в ногах. Целых три кофты. Все тонкие, льющиеся, удивительно приятные на ощупь. Лорри сразу выбрала пеструю, осеннего багряно-рыжего тона. Снова благодарно оглянулась на спящую. Поздним вечером в тесной комнате разместились пять обитательниц, включая Сати. Со стайными хорошо: обеспечили нужным, от одеяла до стандартной рубахи. Правда, заснуть удалось не сразу. По очереди бегали в душ, а потом дружно хихикали, шептались. Очень не по-людски, без сплетен. Просто пытались сквозь сон изложить более-менее внятную сказку для Сати. Но мысли путались, и серый волк при общем сюжетном попустительстве такое вытворял…
Лорана попыталась вспомнить, над чем они хохотали час без передышки? Но разве такое восстановишь! Остается вздохнуть, потянуться и надеть чужую кофту, чистую и красивую, в отличие от своей. Лорри еще раз принюхалась и решила, что кожа у волвеков немножко пахнет сухой гвоздикой. Чуждо, но совсем не противно. Даже приятно, духи не нужны… Уже третий сезон на Релате в моде пряные ароматы.
Осторожно приоткрыв дверь в холл, Лорри бочком протиснулась мимо гроллов, свернувшихся возле кресла без всяких одеял и подстилок. Вещи – стандартные штаны и рубашки зеленого цвета – лежали у самой двери. Три комплекта. Значит, по коридору пробежался кто-то из стайных и снабдил население кают чистой одеждой. Хотя по логике должно быть четыре комплекта. А то и пять. Но где ночевал Тиэрто, засидевшийся у двух ан-моэ за важной беседой, Лорри на знала.
В коридоре, пустом по случаю столь раннего времени, стоял директор. В стандартной одежде стайного он смотрелся нелепо, непривычно. Выражение лица айри тоже казалось странным, задумчивым и подозрительно добродушным. Но последним ударом по нервам Лораны оказались цветы. Потому что директор держал в руках букет цветов. Здесь, на переполненном корабле, от которого до ближайшей планеты невесть как далеко… Лорри усердно проглотила первый комментарий – «отпад», и второй, уточняющий – «щас убьюсь об стену». Потому что такими словами директора можно довести до бешенства.
– Это мне?
– Да, – заверил странно выглядящий директор, улыбаясь. – Ограбил оранжерею. Ты туда поселила два десятка гроллов, в том числе Рика Горра. Он помог обрывать с верхних веток.
– А… – Слово «обалдеть» тоже удалось проглотить. – А за что мне такой праздник?
– Мы прогуляемся до рубки, – директор ловко впихнул букет в безвольную левую руку Лорри и поддел правую под локоть, – и я подробно изложу условия пожизненной каторги под названием «брак с айри Ялитэ». Начну прямо сейчас. Я распоряжаюсь всеми имущественными правами и не намерен их делить или перераспределять. Мои решения не оспариваются. Я не волвек, посторонних возле своей собственной жены наблюдать не готов. Только мне известно, как следует располагать вещи в кабинете. Никаких научных знаний типа «академисса» у моей жены быть не должно. В моем полном имени двадцать семь слогов, но ты его научишься произносить, причем с правильным тройственным ударением…
От странных цветов – мелких, пушистых звездочек лимонного оттенка в паутине тончайших багровых веток – по всему коридору распространялся терпкий душноватый запах. Слова директора путались в сознании и гасли, не в силах преодолеть барьер глухого недоумения. Она хотела подобраться к Ялитэ поближе, она уже осмелилась рассчитывать на пять процентов его времени. Но весь директор, целиком, с правом ничего не трогать в его кабинете и знать полное имя? Лорри перебирала ногами, чувствуя себя невесомым воздушным шариком, вознамерившимся взлететь. Хотя давно известно: это глупо, рано или поздно все шарики лопаются… и надежды – тем более. Директор говорил и говорил.