– Понятно, – приободрился Дорожкин и окинул взглядом полки, на которых стояли и лежали папки. – И как ты тут что-то выясняешь?
– А тебе зачем? – не понял, отправляя в рот волоконца леща, Ромашкин. – Ты же знаешь, кто такая Колыванова? Адрес выяснил?
– Выяснил, – кивнул Дорожкин. – Но там похороны, не хочется пока топтаться. Завтра вынос, там и навещу место жительства. А пока хоть что-то подсобрать.
– Ну так это просто, – пожал плечами Ромашкин. – Здесь, правда, кроме адреса, подсобрать ничего не удастся, но хоть соседей по именам узнаешь. Вот, вокруг стеллажи, на каждой полке – отдельная улица. Каждый дом – отдельная папка. Выбирай и листай. Информации не много, но зацепиться есть за что. А если не знаешь, где твой объект перекантовывается, вот эта папочка для распознавания и служит. Пишешь имя карандашиком на обложке и получаешь ответ внутри.
– На бумаге? – нахмурился Дорожкин.
– А ты что, никак не привыкнешь? – ухмыльнулся Ромашкин. – На бумаге надежней. Ни тебе программ каких-то, ни вирусов, ни электричества. Делай свое дело да поглядывай, чтобы листочек был чистым. И все. Ты чего пиво не пьешь?
– Да не хочется что-то, – помотал головой Дорожкин. – В ремеслухе набил живот макаронами…
– Ну, – поднялся Ромашкин, – тогда прощевай. Не обессудь, пиво заберу, а то сюда Кашин иногда заглядывает, нечего его баловать. И рыбку.
– Никаких вопросов, – поднял руки Дорожкин.
– Ключ в дежурке оставишь, Содомский сейчас с Маргаритой землю роет, – звякнул связкой ключей Ромашкин и посоветовал: – Не кисни, лютик.
– Прячься, ромашка, – парировал Дорожкин и, дождавшись, когда за Ромашкиным захлопнется дверь, подтянул к себе папку.
Обложка ее была неоднократно исчеркана, исписана карандашом и затем безжалостно затерта, приобретя серый цвет, который свойственен учебным пособиям нерадивых школьников. Дорожкин осторожно приоткрыл ее. В папку был вшит точно такой же желтоватый лист, как и в личную папку младшего инспектора. Никаких надписей на нем не имелось.
Дорожкин выдвинул ящик стола на своей стороне и обнаружил в нем несколько простых карандашей и большой мягкий ластик. Помедлил несколько секунд и осторожно, стараясь не нажимать сильно, вывел на картоне «Мария Колыванова». Выдержал недолгую паузу и открыл папку. На желтоватом листе появилась ровная строчка – «Мария Степановна Колыванова. Проживала по адресу: г. Кузьминск, ул. Мертвых, д. 17, кв. 3». Почерк был идеальным, словно рукописным шрифтом управляла невидимая машина, впрочем, таким же почерком вычерчивались надписи и в папке самого Дорожкина. Он перевернул лист, но на его оборотной стороне ничего не появилось. Дорожкин закрыл папку и осторожно стер имя с обложки. Информация на листке тоже исчезла.
– Обалдеть, – будничным тоном произнес младший инспектор, хотя обалдеть следовало уже давно. Ну или обратиться к специалисту по психическим заболеваниям. Только не к доктору Дубровской.
Дорожкин взял оставленный Ромашкиным стакан с пивом, выпил его залпом, с сожалением вспомнил об унесенных лещах, но тут же отвлекся, подумал, что с некоторым неудобством он смог бы заполнять обложку папки, не закрывая ее и поглядывая, как на желтом листе выписываются невидимой рукой буквы, но пока решил отказаться от экспериментов. Посмотрел в узкое окно, за которым в месиве начинающегося снегопада колыхался российский флаг, вспомнил о недавнем знакомстве и едва сдержал себя, чтобы не бросить все тут же и не побежать обратно на почту.
– Спокойно, младший инспектор, – прошептал Дорожкин и вывел на обложке папки: «Бывший инспектор управления безопасности города Кузьминска, высокий, красивый и очень страшный». Открыл папку – безрезультатно. Стер, написал: «Евгений Дорожкин». Открыл и прочитал: «Евгений Константинович Дорожкин. Проживает по адресу: г. Кузьминск, ул. Николая Носова, д. 15, кв. 13».
Вскоре Дорожкин убедился, что справочная система картотеки Кузьминского управления общественной безопасности работает по твердо установленному алгоритму. Вписываешь имя, получаешь адрес. Главное, не склоняться к излишествам. К последним относились не только запросы, не содержащие фамилии горожанина, но и запросы, относящиеся к таким уважаемым людям, как мэр города, директор промзоны, директор института и весь личный состав управления общественной безопасности и поддержания правопорядка, исключая самого Дорожкина. Впрочем, возможно, информацию о Дорожкине мог получить только сам Дорожкин.
Однако никакой информации об Алене Козловой он не получил тоже, хотя адрес ее матери папка выдала незамедлительно. Младший инспектор прикинул, кого еще он мог вписать на затертые ластиком строчки, и начертил имя Дубицкаса Антонаса Иозасовича. Папка не замедлила с ответом. «Дубицкас Антонас Иозасович. Проживал по адресу: г. Кузьминск, ул. Бабеля, д. 8, кв. 8. Выбыл в связи со смертью».
– Ага, – пробормотал Дорожкин, в который раз почувствовав охватывающий его холод. – Мария Степановна Колыванова, выходит, пока еще не выбыла? А Алена Козлова если и выбыла, то в секретном порядке?
Он захлопнул папку, стер с нее последнее имя и отправился прогуливаться вдоль стеллажей. На полке улицы Бабеля имелось десятка два папок, среди которых папка дома номер восемь ничем не выделялась. Дорожкин смахнул с нее пыль и, разложив ее на письменном столе, именно на восьмой странице обнаружил лаконичную запись: «Квартира номер восемь, две комнаты, общая площадь 110 квадратных метров, полезная – 85 квадратных метров. Проживает Шакильский Александр Валериевич, егерь».
В следующие полчаса Дорожкин проштудировал папку с перечнем жильцов дома номер семнадцать по улице Мертвых, обнаружив среди уже знакомых имен Марии Степановны Колывановой и Евгении, как оказалось Ивановны, Поповой и имя Угур Кара. Турок жил в том же самом доме, в каком находилась его шашлычная. Дорожкин с тоской подумал о кофе и подошел к стеллажу улицы Носова. Дом номер пятнадцать оказался пуст. В папке был подшит один-единственный лист, на котором значилось имя самого Дорожкина и указана немалая площадь его жилья. Дорожкин тут же вернулся к справочной папке и написал на ней – Ефим Ефимович Загоруйко, но результата не получил. Или справочная система все-таки давала сбои, или Ефим Ефимович был весьма важной персоной. В конце концов Дорожкин решил, что карлик мог быть исключен из списков, как бывший инспектор управления, и направился к стеллажам с названиями деревенских улиц. Дом Лизки, а точнее Елизаветы Сергеевны Улановой, отыскался в самом конце улицы Остапа Бульбы. Дорожкин сделал пометку у себя в блокноте и перешел к Польской улице. Папки с домом Марфы Зосимовны Шепелевой на полке не оказалось. Дорожкин недоуменно почесал в затылке, вернулся к столу и накорябал на обложке ее имя. Справочный лист остался чистым. Он принялся стирать написанное ластиком, как вдруг что-то почувствовал. От строчек на обложке осталось только: «Шепелев…» Дорожкин открыл папку и увидел короткую запись: «Шепелев Владимир Владимирович. Проживал по адресу: г. Кузьминск, ул. Николая Носова, д. 15, кв. 13. Выбыл в связи со смертью».
Мучительно зазудели пальцы правой руки. Дорожкин поднялся, вышел в коридор, запер картотеку и побежал в свой кабинет. Он почти не сомневался, чье имя обнаружит в рабочей папке.