– Заранее беспокоитесь о собственном испытании? – ухмыльнулся Котчери. – Вы всегда можете отказаться от компрессии. И не просто отказаться, ведь я не столь законопослушен, как вы. Пользуйтесь! Хотите, составлю отчет, что вы уже прошли личное тестирование?
– Я задал вопрос. – Кидди стиснул зубы.
– Вот! – Котчери засучил рукав, наклонился и вложил предплечье в выемку. – Большая часть операций совершается автоматически. Смотрите, капсуле нужно десять секунд, чтобы среагировать на объект. Главное, лежать неподвижно. Ридли мы усыпляли предварительно, а вы просто ляжете сами. Вот.
Губчатая масса задрожала и медленно обволокла руку Котчери.
– Не волнуйтесь, – рассмеялся Котчери и легко выдернул руку из пластиковой трясины. – Это нисколько не больно. Лицо же не обволакивается вовсе. Оно накрывается отдельным колпаком. – Советник постучал по мутной полусфере. – Все основные системы находятся внутри биомассы. Капсула имеет автономное питание, и, даже если отрезать все кабели, она продолжит функционировать еще несколько лет. Наш клиент обречен в ней на вечную жизнь. Правда, пока только в тех интерьерах, что мы приготовили. Но вы не волнуйтесь, для вас мы готовы бросить информационный канал к земному опекуну и, воспользовавшись его базой, отправить вас хоть на Гавайи!
– Я задал вопрос! – повысил голос Кидди.
– Вот! – жестко бросил Котчери и нажал на клавишу на внутренней стороне колпака.
В то же мгновение из губчатой массы с лязгом выскочили стальные манжеты и зафиксировали предполагаемые ноги, руки и грудь компрессана.
– Можете не волноваться. Фиксация возможна только изнутри, и я вас не заставлю лежать в браслетах. Вот, – советник щелкнул задвижкой. – Все предусмотрено. Вы даже можете закрыться изнутри, если возникнет такое желание и опасение, что кто-то поднимет колпак и будет рассматривать обнаженное тело старшего инспектора лунных тюрем. Проснетесь в установленное время и откроете капсулу изнутри сами. Вот панель для настройки капсулы в автономном режиме. Сколько мы с вами планировали? Неделю? Набираете здесь. Программа стандартная, но тут легко ее изменить. Изнутри изменить! Вы уже видели отчеты по прошлым компрессанам? Не хотите Гавайи, проживете неделю в стандартной камере, как и ваши подопечные, – рассмеялся Котчери. – Все системы к вашим услугам. Вот только генный контроль пока не отлажен. Но за два часа, в которые мы уместим вашу неделю, с вашими генами ничего не случится, а если раковые клетки проснутся в теле Ридли Бэнкса, разве найдется хоть кто-то, кто пожалеет об этом? Правда, закрываясь изнутри, помните, что в случае сбоев с состоянием вашего здоровья мне придется вскрыть капсулу. Это тоже возможно, но в этом случае вот эти задвижки будут сорваны. Но это, как вы понимаете, экстремальный случай, а нам в нашей работе экстрим не нужен. Вы уже сейчас готовы лечь в это уютное гнездышко или сразу согласитесь на мои предложения?
– Испытания будут произведены в соответствии с графиком, – отчеканил Кидди. – Вечером я хочу просмотреть отчеты по Ридли Бэнксу. Если вопросов не возникнет, послезавтра приступим к тестированию.
– Вы останетесь довольны, Кидди, – прищурился Котчери. – Уверяю вас.
28
Сон был отвратительным. О том, что это сон, Кидди понял еще в сновидении и даже успел отметить в его мутных потоках, что этот сон уже второй, и значит, действительно, что-то поломалось внутри него, если ему стали сниться обычные сны. Он сидел с Михой на кухне его домика, рядом суетилась улыбчивая Моника, в окна падал солнечный свет, и откуда-то рядом, словно из шайбы разговорника, доносился разговор. Это были голоса Михи и Кидди.
«Почему, почему ты это сделал с собой?» – спрашивал Кидди Миху, тот улыбался, и Кидди тут же понимал, что Моника не видит мужа, именно поэтому она так легка и улыбчива, что напротив него тень Михи, что Миха прозрачен! Сквозь его силуэт была видна спинка стула, дверь, трава, окрашенная дымчатым стеклом двери в черное, мячи, вишни…
«Так надо», – отвечал неслышным Монике голосом Миха.
«Кому надо?» – не унимался Кидди.
«Тебе, Монике, – продолжал улыбаться Миха. – Успокойся. Я все рассчитал. Смотри. Если бы я убил тебя, Моника непременно свихнулась бы, а еще скорее покончила бы с собой. Ведь она влюблена в тебя, Кидди. Так влюблена, что даже я не хотел бы такой ее любви. Моника бы свихнулась или умерла, я бы тоже помешался и, скорее всего, тоже убил себя. Нет, твоя смерть вылилась бы в три смерти. Думаю дальше. Если бы я убил Монику, тогда я тем более убил бы себя, опять же две смерти. Этот вариант лучше, чем первый, но у него есть и недостаток, как бы я ни хотел убить Монику, вряд ли я смог бы это сделать. Остается последний вариант – убить самого себя. В этом случае ты не пострадаешь уж точно, а Моника будет счастлива. Нет, вначале она, я думаю, все-таки погорюет немного, хотя бы из чувства стыда, а потом уж будет счастлива. Ты посмотри на нее! Она уже счастлива! Ты знаешь, что я обещал ей на нашей свадьбе? Я обещал ее сделать счастливой, а Миха Даблин всегда выполняет свои обещания!»
«Почему же ты решил, что она счастлива?» – спросил Кидди.
«Она всю жизнь мечтала оказаться рядом с тобой, Кидди, – ответил Миха. – Она столько раз называла меня твоим именем, что я перестал домогаться ее, только чтобы не слышать его. Ты умчался на Луну, и она не начала угасать только потому, что ныряла в симуляторы с тобой и проводила там больше времени, чем в обычных снах. Скажи спасибо Стиаю: он сделал все, чтобы не пустить ее на Луну, хотя это было не так трудно, твоя зона – это закрытая территория. Но все закончилось, вы вместе, я счастлив».
«Но я не люблю ее!» – почти закричал Кидди, хотя голос по-прежнему рождался где-то в воздухе, минуя не только уши Моники, но и его собственные губы.
«А вот это уже меня интересует меньше всего, – улыбнулся Миха. – Какое мне дело до тебя, Кидди, если тебе никогда не было дела до меня? У меня теперь все хорошо. Жаль, что мы никогда больше не встретимся. Ты не такой плохой парень, каким хочешь казаться».
«Миха!» – попытался вскочить с места Кидди, чтобы ухватить за руку тающую тень, но добился только того, что и сам сон его стал бледнеть и расплываться вместе с хлопочущей Моникой, солнечным светом и исчезающим Михой.
Просыпаться не хотелось, потому что сквозь утреннюю негу пробивалось принесенное из сна ощущение тяжести и беды. Не открывая глаз, Кидди потянулся и с трудом вспомнил сумерки, узкую садовую дорожку, блеснувшую справа воду, силуэт поклонившегося слуги и сон, наваливающийся на него сон. Даже дом осмотреть не осталось сил, только и запомнил узкий коридор в полумраке, стук каблуков за спиной, вежливое бормотание и освещенную вертикальным потоком света низкую постель. Да и зачем осматривать чужой дом, зачем увольнять слугу, чужого человека, не проще ли раскланяться с непрошеными дарителями и раствориться среди стандартных домиков одноэтажных жилых поселков, правила вежливости соблюдены, пора и честь знать. Как говорил Рокки, щепетильность – это свобода. Подарки от тяжелых людей тянут к земле, подарки от легких – к небу. А что он сам, отставной тюремщик, подарил близким? Семейное счастье Михе? Огненный цветок Сиф? Уют и покой Магде? Надо было все-таки сразу забрать ее с собой. С другой стороны, как бы он объяснил ей отказ от такого подарка? Да и нужно ли ей хоть что-нибудь объяснять?