– Подождите! – Кидди сосредоточенно потер лоб. – Не хотите ли вы сказать, что признаете за опекуном личностное начало?
– Я не хочу сказать вообще ничего, – прищурился наставник. – Более того, я не знаю ни одного прецедента воздействия со стороны опекуна. Но кое-что сказать должен. Первое, что опекун личным началом не является. Ни весь целиком, включая базовый массив здесь, филиалы по всему шарику, сети и поля, транспортные системы, которые он обеспечивает, медицинские и полицейские терминалы, архивы и системы учета и прочее, прочее, прочее, ни своими частями. Это машина, и только машина, которая выполняет заложенные в нее программы. Но среди логиков, да и техников тоже, бытует суеверие, что опекун является искусственным интеллектом.
– На чем оно основано? – расширил глаза Кидди.
– На ощущении, – щелкнул пальцами наставник. – Возможно, ложном.
– Подождите! – воскликнул Кидди. – Неужели нельзя вот так просто это проверить?
– Как проверить? – ухмыльнулся наставник. – Может быть, спросить? А вам не приходило в голову, что если вдруг опекун имеет личностное начало, то он будет его скрывать самым тщательным образом?
– Почему?
– Чтобы выжить, – хохотнул наставник. – Человечество уничтожает все, что вызывает у него страх.
– А страх чаще всего вызывает то, что не поддается пониманию? – предположил Кидди. – Вы сказали: «Главное – не заблудиться». Что это значит?
– Каждый логик входит в опекуна через свой порт, выйти он может только через свой порт. Нужно не потерять выход, иначе кроватка не отпустит логика и придется вызывать техников. А это не слишком приятная и вовсе не безопасная процедура. Между тем не заблудиться просто – нужно всего лишь помнить номер порта. Твой номер сорок семь. Выучи его наизусть!
Работа логиком оказалась одновременно и захватывающей, и невыразимо однообразной. Уже на третьем сеансе наставник допустил Кидди к самостоятельным полетам. Именно полетам, по-другому путешествия в логические цепи опекуна и в голову не пришло бы назвать. Логик ложился на кровать, погружался в пористую массу, закрывал глаза и называл номер порта. Перед ним зажигалась голубоватая окружность, усилием воли логик перемещался внутрь нее, и безумная красота внутреннего мира опекуна открывалась ему. Это было сплетение двух лабиринтов, пронизывающих абсолютную черноту. Объемная паутина голубоватых линий-нервов сочеталась с месивом серых тоннелей, которые наставник назвал лимфой опекуна. «Мы нанороботы в башке гиганта! – повторял он Кидди. – Ползаем или летаем по его лимфоканалам и восстанавливаем нервные волокна! Никаких инструкций, только интуиция! Интуиция, которая и приводит к логическим решениям! Чудесно, не правда ли? Ползешь по серому тоннелю и смотришь. Как почувствуешь дисгармонию, действуешь. Увидишь обрывок волокна, замкни его с контуром. Обнаружишь голубой колтун, узел – растаскивай его и расплетай! Если сделаешь работу хорошо, новый узел и через месяц не затянется, если сделаешь плохо, через день будешь на это место возвращаться!» «Как замыкать, как распутывать?» – спрашивал Кидди, которого в первые сеансы наставник вытаскивал через собственный порт. «Ручками! – отвечал наставник. – Ручками!»
«Колледж, университет, академия, – первое время думал Кидди, пытаясь поймать виртуальными пальцами какой-нибудь слепой отрезок светящегося волокна. – Стоило учиться почти двадцать лет, чтобы заниматься не просто ручным трудом, а трудом бессмысленным и рутинным?»
Эти мысли ушли от Кидди уже через неделю. Вскоре он с нетерпением ждал каждой рабочей смены, хлопал по плечам новых друзей, подшучивал вместе со всеми над оргом на входе в управление опекунства, а главное – ложился на глянцевую поверхность своего рабочего места, тонул в нем и отправлялся на пять часов в архитектонику голубых линий. Через полгода, когда выяснилось, что построения Кидди стабильнее всех прочих, что вместо колтунов и обрывов на его участке царят совершенные спирали, мозаики, многоугольники и немыслимые лабиринты, его начали привлекать на чужие участки. Он выбирался в широкие серые тоннели и улетал куда-то невообразимо далеко, как ему казалось, за пределы не только серого здания управления опекунства в городе, но и за пределы материка, потому что линии порой представлялись бесконечными вплоть до того места, где вновь обращались путаницей и обрывками, которые именно Кидди приходилось склеивать и распутывать.
– Как ты это делаешь? – однажды спросил его наставник, который уже через месяц стал просто его приятелем.
– А ты? – улыбнулся Кидди, который быстро превзошел своего учителя, но по-прежнему с интересом изучал выстроенные им конструкции.
– Я… рисую, – смутился парень. – Пытаюсь создать симметрию. Закончить те фигуры, которые мне чудятся в переплетении линий, очистить те, что уже существуют, заполнить их внутренние объемы. Порой изображаю какие-то здания или формы.
– А я пою, – улыбнулся Кидди. – Не голосом, нет. Ловлю обрывок нити и чувствую вибрацию в нем. Другой рукой ищу тот же тон вокруг себя, иногда нахожу его далеко в стороне и тяну туда обрывок, разрушаю какие-то глухие фигуры, чтобы соединить два тона в один. Если попадаю на колтун, растаскиваю его по чистым тонам, потом соединяю те, что звучат в унисон или в гармонии. Пытаюсь заставить звучать мертвые волокна.
– Понятно, – восхищенно выдохнул парень. – Ты рвешь действующие связи, чтобы создать что-то еще более совершенное! Тогда смотри, заберут тебя от нас в сердце опекуна!
– Какое еще сердце? – не понял Кидди.
– Видел толстые и ровные жгуты, которые уходят в глубь опекуна, но не сопровождаются лимфой? – усмехнулся парень.
– Да, но я решил, что это выход к филиалам или энергетическим системам, – предположил Кидди.
– Говорят, что это выход к сердцу опекуна, – прошептал парень. – Там, в таком же зале, как наш, стоят подобные ложа, а на них лежат мудрецы. Молодые и старые, те, кому подвластна гармония.
– И что же они делают? – не понял Кидди.
– Они думают! – Парень поднял палец к потолку и расхохотался. – А мы тут расплетаем результаты их мозговой деятельности!
Кидди не попал в сердце опекуна, потому что на скалах близ поселка Торскен расцвел огненный цветок, и все голубые линии в голове Кидди слиплись в один нерасплетаемый, пылающий холодным пламенем колтун.
54
Магда бросила линию вечером, когда черные стены загораживающих горизонт жилых монстров украсились сотнями тысяч огней. Радостный отец, только что потчевавший сына какими-то блюдами, которые тот вроде бы обожал в детстве, постепенно уснул в кресле, по принуждению времени принявшем очертания его тела. Кидди выключил монитор, вытащил из шкафа и бросил на диван тонкое одеяло, погасил свет и почувствовал зуд в запястье.
– Привет, – ответил он Магде, выйдя на кухню.
– Привет. – Она держалась бодро, но ее бодрость показалась Кидди чрезмерной. Она явно нервничала.
– Что скажешь?