– Прямо скажу, – отозвался Карл, глядя в глаза Соболеву и не мигая даже. – Вы, Лев Карпович, пьяный флюгер, который сегодня от злости скрипит и на север кажет, то есть убить готов, а завтра разворачивается на юг – каяться. Все это лишь до послезавтра в силе, когда вам снова будет угодно кого-то гноить, стращать и убивать. Я не верю ни единому услышанному от вас слову, и я сделаю все, чтобы Илья попал в колледж и поселился в общежитии. Иначе через три дня вы его опять назовете так, как уже имели подлость назвать, я общался с Шарлем. Я не позволю вам растоптать самоуважение мальчика и его веру в хорошее.
Соболев глянул на детей: оба усердно рассматривали город за окнами. А что им остается делать, если старшие ругаются и один из них, маг, исключил возможность слышать сам спор?
– Не назову, – сник Соболев. – Дурак ты, хоть и прав в чем-то. Мне наследник нужен. Ты знаешь, сколько мое дело стоит? Основное, коренное, помимо прочей шелухи… И что, по ветру главное пустить? Или приданым за дочкой отдать первому недоумку, какой ей глянется? Я все обдумал. Парень правильный. Если не свихнется, ему дело целиком отдам. Я, может, сам устал чудить.
– Вы искренне верите в это, – спокойно согласился Карл и уточнил с нажимом: – Сегодня.
– Ты меня не зли. Я магов терплю кое-как.
– Придется тренировать терпение. Ставлю в известность официально: ваш сын принят на первый курс, будет учиться по ускоренной программе и потому проживание при колледже является обязательным. Хотя бы в первый год. Иначе, вы правы, он просто свихнется. Вы не оставите ему выбора.
– Своего-то ты…
– Илья, Саня, – негромко сказал Карл, удалив барьер ограниченной слышимости. – Я вас обоих селю в одну комнату общежития при колледже. Завтра собираете вещи, послезавтра переезжаете. Саня, если Илья не будет успевать по предметам, отрицательные оценки будут выставляться также и тебе.
К явному недоумению Льва Карповича, подобная кара обоих мальчишек устроила полностью и даже вызвала немалую радость. Соболев нахохлился и отвернулся к окну. Он молчал, пока машина не замерла у ворот особняка Пеньковых. Дежурный маг из службы тайной полиции – обязательная и наименьшая возможная охрана первого министра – заглянул в водительское окошко.
– Принимать вас не велено, – строго укорил маг, кивнув хозяину автомобиля. – Ведь знаете же.
– Они со мной, – откликнулся Карл. – Полагаю, им будут сегодня рады… Почти.
Маг нехотя отодвинулся и шевельнул рукой, снимая преграду на въезде. Соболев хмыкнул, поправил костюм, погладил портфель и снова пришел в наилучшее настроение, предвкушая свой триумф.
Потапыч сидел все в том же кабинете, сердито перебирал бумаги. На вошедших даже не покосился.
– Карл, ты хуже бомбистов, экую дрянь в мой дом натащил, – буркнул Сам, продолжая просматривать доклад. – Он же ядовитее легендарного василиска.
– Тот окаменял взглядом, яда же не имел, – шепнул Саня, толкая локтем Илью.
– Меня проще отравить, нежели закаменить, – задумался Потапыч, откладывая бумаги и неодобрительно глядя на Соболева. – Чего приперся, язва двуногая? Хочешь желчью паркет прожечь?
– Билеты распространяю, – сладким голосом сообщил Соболев, без приглашения устраиваясь в кресле. – Театр я завел. Говорят, искусство нервы целит скорее, чем уникальная водичка таврская, которая тухлятиной воняет. Тебе, Платоша, пожизненный билетик выдам. В императорскую ложу. Чтобы ходил и глядел, как твой сынок, бестолочь, на меня вкалывает.
Соболев откинулся на спинку и приготовился наслаждаться победой. Однако Потапыч его не порадовал. Звучно хлопнул ладонью по столу и расхохотался:
– Нашелся мой Ромка, вот это новость. Карл, спасибо. А скажи-ка, неужто по осени шубы, молью съеденные, на театры обмениваются? Ох к холодам, да… Верная примета. Эдакий театр: гуляет лев в облезлой шубе с чужого плеча. А носи, Лева. Я даже, пожалуй, с тобой замирюсь. Во, держи. Час назад от Евсея привезли с нарочным, я подмахнул. Илье Львовичу наградной кортик с надписью будем торжественно дарить. Мол, папаша егойный спьяну секрет брони просрал, и управляющий у него вор, и инженер в литейном у него на три посольства отчеты пишет. Если бы не мальчишка, наша новая броня была бы во Франконии под патентом. И заводы твои отошли бы мсье де Ягеру. Сын его к нам в страну чуть не силой ломится, твердит, зазноба у него тут имеется. Имя подсказать? Хоть я пока сам в сомнения: то ли Рату, то ли дочка ее Ленка.
Потапыч тяжело вздохнул и отмахнулся от виновато пожимающего плечами Соболева. Покосился на притихших мальчишек, осторожно проскользнувших в кабинет из коридора. Выбрался из-за стола и прошелся по ковру. Снова зыркнул на гостя:
– А ты со своей шубой. Тоже, игры ребяческие… Оба мы, Лева, чуть голозадыми не остались. Ты представь: весь Угорский уезд под тобой. И весь этому Ягеру отошел бы по законному браку.
– Убью, – с отчетливой ненавистью прошипел Лев Карпович вполне ожидаемое.
– Не «убью», Лева, а хуже: большие слушания по твоему делу, – почти виновато вздохнул Потапыч. – Через месяц. Это я вроде как по старой памяти предупреждаю… Сам думай и советуйся с кем следует. Невозможно ставить в зависимость от твоего самодурства всю страну. Прикинь, что можешь с толком попросить такое, возмещающее изымаемую долю в заводах, блокирующую. Не мне она достанется, уймись. В казну пойдет, чтобы оружие было наше, а не твое и франконских женишков твоей дочки.
– Южносольские бокситы, – скромно потупясь, сразу сообщил Соболев.
– Шиш тебе, – взревел Потапыч. – Что мое – то мое.
– На племяннике числится и доля твоя там – тьфу, процентов тридцать, – возмутился Соболев куда злее и тише. – Не рычи! Не рычи, не дашь – ладно… Тогда баскольские кимберлитовые трубки. Там вовсе никто не работает, я ведь по доброте готов пустую землю взять. Это же меценатство в чистом виде.
– Пустую? Ты пургу-то не гони, там и без тебя сугробы здоровенные. А работой в Баскольском уезде тебя можно обеспечить, ты ж броню, почитай, продал врагам нашим. Кайло в руки – и вся тайга твоя, Лева…
Карл обнял за плечи Илью и Саню, восторженно наблюдающих грандиозный скандал, способный сотрясти в единый день богатство и судьбу целых уездов, перекроить жизнь населяющих их людей на новый и неведомый лад. Барон вытолкнул обоих мальчишек в коридор и перевел дух. Прислушался всеми восьмью чувствами к тому скрипящему и гудящему урагану, который все плотнее скручивался в кабинете, похрустывая, поигрывая силой и опасно взблескивая молниями необдуманных решений и угроз.
Не зря записано в книгах и незыблемо с древности: маги высокого таланта не могут обладать безмерным богатством. Захапают более дозволенного – и нечто с ними начинает происходить, словно есть предел, шагнувшим за который нет жизни. Совмещение власти денежной и магической непосильно для человека и разрушает его быстро, страшно. То есть запасти капитал в сундуке можно, но стоит пустить в ход, прикупить не страну даже, хоть один ее уезд, и начать ворочать делами людей – все. Жирная точка… Или иссякнет магия, или оборвется сама жизнь. И потянутся во все стороны нитяными трещинами по стеклу бытия разрывы удачи, грозящие проклятием и полным изъятием из памяти мира.