– Насколько помню, «Радость кокетки» стандартного размера, – пояснил пиарщик, хватая картонный цилиндр.
На секунду меня царапнуло недоумение. «Радость кокетки»? Вот незадача, как всегда, я перепутала название. Просто беда, не способна запомнить самую простую вещь.
Вот какой торт велел купить Федор! Наверное, он пробовал его у кого-то в гостях и решил: тележурналистам следует подать именно такой. А я перепутала и приобрела «Счастье…» э… э… Чье же счастье сейчас откроется на столе? Ах да, Лолиты! Очень надеюсь, что кондитерский шедевр под этим названием окажется вкусным. Хотя какие тут могут подстерегать сюрпризы? В одном торте чуть больше крема и чуть меньше цукатов, в другой положат какао, третий посыплют марципановой крошкой.
– Вау! – взвизгнула Анеля.
– Ого-го! – подхватил Юра.
В этот момент я заваривала на кухне чай. Услышав восхищенные возгласы, я снисходительно улыбнулась. Кондитерская на Кутузовском не зря славится на всю Москву, вот и сейчас съемочную группу охватил восторг от одного вида «Счастья Лолиты».
– Быстро сними его, – потребовала Анеля.
– Нет, – ожил Федор, – никогда!
Весьма удивленная реакцией пиарщика, я приблизилась к столу, глянула на выпечку и застыла.
«Счастье Лолиты» оказалось огромной лепешкой нежно-зеленого цвета, очевидно, изображающей лужайку. А на ней в непринужденной позе возлежала мужская фигура из черного шоколада, выполненная с пугающим натурализмом. Глаза у негра были темно-синими, очевидно, роль очей играла голубика, рот кондитер выполнил из сочной клубники, торс отлил из чистой какао-массы. В пупке фигуры торчало здоровенное кольцо, сильно смахивающее на золотое, но при более детальном рассмотрении становилось понятно: это цукат из лимонной корочки. Но самое невероятное имелось у «шоколадного зайца» пониже пояса. Природная деликатность не позволяет мне… да.. кхм.. извините, попытаюсь все же довершить описание африканца. Так вот, в том месте, где начинаются ноги, имелось нечто, размером почти с останкинскую телебашню. Собственно говоря, именно из-за этого «нечто» коробка и оказалась столь высокой.
– Ничего себе! – выдохнул Юра. – Никогда такого не видел, хоть в баню часто хожу.
– В буфете подобное не выставят, – протянула Наташа.
– Так я не про торт, – пояснил Юра, – а про… ну… сама понимаешь…
– Креативно, – хихикнул Костя. – А его едят? Хотя лично я не сумею укусить это!
– Это – цукат из морковки, – заржала Анеля. – Ну, Арина! Круто! Уели нас!
Федор вытащил платок и принялся нервно вытирать лоб.
– Понимаете, – заблеяла я, – хотела приобрести… «Улыбку гейши», то есть нет, «Радость дамы», ой… ну как ее… В общем, того, что я желала, не нашлось, предложили вот этот вариант.
– Надо обладать весьма специфическим чувством прекрасного, чтобы… – начала Наташа и кашлянула.
Из стены опять выпало яйцо и превратилось в лужу. Федор вздрогнул, схватил огромный нож и за пару секунд превратил «Счастье Лолиты» в мелконарезанные руины. Затем пиарщик разложил угощенье по тарелкам и начал безостановочно сыпать анекдотами.
Съемочная группа налетела на сладкое, я, начисто лишенная аппетита, с огромным трудом впихнула в себя чайную ложку лакомства. На вкус торт оказался более чем обычным: бисквит, пропитанный коньяком и украшенный шоколадом, шокирующим в угощенье являлся лишь его внешний вид.
Вдоволь посмеявшись над болтовней Федора, Наташа попросила:
– Арина, соберите посуду и отнесите на кухню, нам нужна милая бытовая деталь: писательница не белоручка, она лично наводит порядок.
– Без проблем, – заулыбалась я, – очень легко.
Составив чашки и блюдца на поднос, я медленно вошла на кухню и быстро пробежалась глазами по прикрепленным бумажкам. После идиотской ситуации со слишком сексуальным тортом очень не хотелось признаваться в том, что не понимаю, где тут посудомоечная машина. И потом, если дом строила я, для себя и своей семьи, то глупо сейчас находиться в недоумении. Ага, вот и нужная дверка, к ней прилеплен листочек «Грязь. Свисти».
Я смело выполнила предписание.
– Фью.
Неожиданно рабочая поверхность раздвинулась, открылось отверстие. Немного странная конструкция для посудомоечной машины, как правило, у той распахивается дверка, нужно выдвинуть проволочные корзинки и аккуратно поставить туда блюда, тарелки и прочую утварь. А тут просто круглая дыра не слишком большого размера. Правда, чашки и блюдца пролезут в нее легко, но как поступить с кастрюлями и сковородками?
– Что-то не так? – с радостным предвкушением осведомилась Анеля.
Не желая терять лицо перед весьма агрессивно настроенной журналисткой, я улыбнулась:
– Нет, – и начала осторожно пропихивать в дырку стоявшие на подносе части очень красивого и дорогого сервиза, купленного Томочкой пару месяцев назад.
В этом доме из стены выпадают сваренные всмятку яйца, а от кашля или чихания гаснет свет, отчего бы посуде не принимать душ в более чем идиотском шкафчике? Что же касаемо кастрюль и сковородок, то о них подумаю потом, сейчас имею лишь чашки с блюдцами и тарелочки из-под торта.
Опустошив поднос, я свистнула, отверстие закрылось.
– Оригинально, – злобно прошипела Анеля, – небось не одну тысячу баксов прибамбасик стоит. Да уж, некоторые купюры лопатой гребут. А за что… За то, что портят русский народ своими идиотскими историями.
Не желая влезать в словесную драку, я все с той же ласковой ухмылкой сделала шаг в сторону, и тут началось! Под столешницей послышалось гудение, с каждой секундой оно делалось все сильней и тревожней, потом шкафчик начал трястись, из него полетело звяканье, хруст, треск, звон… Затем шум стих, и мелодичный женский голос сообщил:
– Утилизация отходов произведена.
Я заморгала, Федор свистнул, столешница послушно разъехалась, пиарщик растерянно глянул внутрь.
– А где чистая посуда? – ошарашенно спросил он.
Я приблизилась к моечному агрегату и, особо не мудрствуя, запихнула в отверстие руку. Пальцы ощупали сначала стенку, потом дно. Ничего! Пусто! Только торчит здоровенный винт.
– Апчхи! – со вкусом издала Наташа.
Из стены выпало очередное яйцо, но мне было плевать на новую лужу, я лихорадочно ощупывала острые лопасти. Наконец до меня дошла ужасающая правда. Это не посудомойка! Я засунула любимый сервиз Томочки в измельчитель для мусора!