Холли расстегивала свою сумку.
— Могу представить, — снова сказала она. — А чью кровать я заняла?
Джек обернулся, гневно подняв брови. Холли почувствовала, что заливается краской до самых корней волос.
— Я имела в виду… здесь же две кровати. Вряд ли ты один занимал всю палатку. Значит, кто-то здесь…
Джек сочувственно покосился на нее.
— Рамон. И, прежде чем ты спросишь, — нет, я его не выгонял, он сам ушел.
— Я знаю, что ты его не выгонял, — со все еще горящими щеками пробормотала Холли.
Разве не он сегодня утром сказал ей: «Это больше не повторится»? Сможет ли она забыть об этом? Джек был последним человеком, с которым она ожидала разделить спальню. И, наверное, ему это было еще более неприятно, чем ей.
— Длинный был день, — притворно зевнула Холли.
Джек бросил взгляд на часы.
— Сейчас начнется летучка. Мы должны быть там. После нее ты можешь поужинать или пойти сразу спать — как хочешь.
Как выяснилось, летучка была весьма неформальной и настолько краткой, насколько это было возможно. Речь шла об укреплении дощатых настилов; врачи попросили палатку для изолятора; возникли проблемы с системой очистки воды. Погода, кажется, понемногу улучшалась. И назавтра должны были приехать гости из столицы.
— Холли сможет переводить, — сказал Рамон, ведший летучку. Он посмотрел на нее. — Да?
— Я постараюсь.
Когда летучка окончилась, Рамон подошел к ней.
— Тебе нравится бобовое рагу?
— Наверное, да, — удивилась Холли.
— Дело в том, что оно будет на ужин. Ребята из Департамента по чрезвычайным ситуациям привезли нам запас продуктов в упаковках, как для космонавтов. Но, откровенно говоря, наши женщины и сами готовят. — Рамон взял ее под руку и повел к общей большой палатке. — Тебе кто-нибудь догадался дать факел?
— Нет еще.
— Он тебе понадобится. Здесь даже днем, бывает, набегают тучи и делается темно. Я тебе принесу факел. Джек рассказал тебе о правилах?
Холли невольно напряглась.
— Да. И очень добросовестно.
Рамон фыркнул.
— Значит, добросовестно. Как раз то, что тебе надо в медовый месяц.
Холли повернулась к нему.
— Рамон, скажи мне одну вещь.
Он неловко пробормотал:
— Если это касается Джека, лучше спроси его.
— Я не могу выпытывать у него что-либо. Ты же сам понимаешь, это не тот род брака, — прямо сказала она.
Рамон первым опустил глаза.
— Ну хорошо, — наконец сдался он. — Что ты хочешь знать?
Холли поколебалась.
— Кто была она?
Рамон что-то пробормотал сквозь зубы. Потом спросил:
— Значит, тебе уже кто-то рассказал про Сюзанну? Я так и знал. Я его предупреждал…
— Сюзанна, — повторила Холли. — Сюзанна… а дальше?
Рамон посмотрел в потемневшее небо.
— Не здесь. Пойдем в мою палатку. По крайней мере смогу тебя чем-нибудь угостить, чтобы запить бобы.
В палатке Рамона оказалось три кровати, но никого из людей не было. Из-под пачки бумаг он вытащил плоскую фляжку и протянул ее Холли.
— Стаканов нет.
Она открыла фляжку и сделала крошечный глоток. И немедленно до слез раскашлялась.
— Ох… Что это?
— Местный тростниковый спирт. Вроде рома. Хороший антисептик.
— Охотно верю, — сказала Холли, потирая нос.
Рамон широко улыбнулся.
— Помогает от всего, начиная с депрессии и кончая камнями в почках, как утверждают местные жители.
Если бы Рамон думал, что Джек женился чисто фиктивно, он бы не стал так говорить. Холли сильно подозревала, что для Рамона брак был настоящим браком, и любопытство жены относительно прошлого ее мужа было вполне законным. К тому же ей казалось, Рамон убежден, что любая женщина, вышедшая замуж за Джека Армора, немедленно должна в него влюбиться, что бы она ни говорила при этом.
— Понимаешь, я не влюблена в него, — объявила она. — Я просто не хочу быть здесь единственной, кто ничего не знает.
Рамон только вздохнул, взял фляжку и сделал приличный глоток.
— Хорошо. Пару лет назад у Джека был роман с женщиной из Колумбии. Сюзанна Монтихо. Учительница, но после землетрясения он пригласил ее переводчицей. Какое-то время мы даже думали, что это все серьезно, но в конце концов это был просто… — он сделал выразительный жест.
— Как долго это продолжалось? Кто ушел первым? Как она выглядела?
— Холли, не надо. Ты же понимаешь, мужчины о таком не болтают.
— Но ты ее знал? И что ты о ней думаешь? Тебе она нравилась?
Он помрачнел.
— Нет, не особо. Этакая Мона Лиза…
— Что это значит?
Он задумчиво вертел в руках крышку от фляжки.
— Ну… знаешь ли. Такое молчаливое страдание, которое заставляет всех вокруг чувствовать себя перед ней виноватыми. — Он поднял глаза, и Холли вдруг поняла, что нечаянно затронула больную тему. Долго сдерживаемый гнев теперь выплескивался наружу. — Она поставила Джека на колени. После разрыва на него несколько месяцев было страшно смотреть.
Холли едва не ахнула от внезапной боли. Но Рамон, погруженный в воспоминания, ничего не заметил.
— Еще один вопрос. Он хотел жениться на ней?
— О да! — яростно сказал Рамон. — Очень хотел. Купил ей целый замок в Англии и все такое. Даже кольцо.
Холли быстро спрятала левую руку в карман.
— И что же случилось?
— Она никак не могла разобраться в себе, видите ли. То прогоняла его, то звала обратно. Даже после того, как работа в Колумбии окончилась. Ни стыда ни совести. Вытаскивала его из Индии, из Македонии — где бы он ни находился, отовсюду летел к ней. А в конце концов она вернулась к мужу. У нее даже не хватило пороху признаться Джеку. Он просто застал их вдвоем.
Холли вскочила.
— Так она была замужем? И Джек знал?
— Предполагалось, что она разведется. Но по-моему, это была ложь с самого начала. Она рассказывала ему печальные истории о своих младших братьях и сестрах, о старушке бабушке, а Джек оплачивал все ее счета, пока ее муж работал в Венесуэле. Вот так я думаю.
— Джек не мог любить такую женщину!
— Мужчины, — с горечью сказал Рамон, — способны полюбить даже Медузу горгону. Дело в гормонах и моменте.
— Но… такой холодный расчет. Он должен был понять…
Рамон махнул рукой: