— Спокойно. — Люк смеялся, но тоже едва дышал. — Нам пристало быть взрослыми, ответственными людьми. Пора подумать о безопасном сексе.
— Что в нем опасного? — со стоном вырвалось у Кристины.
— Возможно, ничего, но есть резон позаботиться о тебе…
И он позаботился. Во всех отношениях. Вцепившись в Люка, Кристина вздымалась, взлетала к таким высотам, каких не могла себе и представить. Возможно, это было самое опасное путешествие в ее жизни. Но никогда о ней так не заботились. Она выкрикивала его имя. Позже, прижавшись к теплому мужскому телу, она повторяла его снова и снова, спокойно и тихо, почта про себя.
Утром, конечно, снова было холодно, и Кристина лежала одна. Должно быть, Люк накрыл ее измятым покрывалом, когда уходил, но сейчас она замерзла от свежего утреннего бриза, врывающегося в открытое окно. Кристина натянула покрывало до подбородка, свернулась клубочком и попыталась представить, что согревается. Люк не оставил даже записки. Она так и знала, что он уйдет. А она уже никогда не согреется.
В конце концов Кристина встала и с заспанными глазами спустилась вниз. На кухне царила суета, но принцесса и ее семья все еще спали после вчерашних треволнений, а принц уже ушел, как сказала девочка на кухне. И еще добавила, что сэр Гораев за работой, но просил Кристину разделить с ним утреннюю овсянку, когда она пожелает.
Слова были произнесены с глубоким почтением, но из-за ощущения щемящего одиночества Кристина не заметила этого. Она пожала плечами и взяла предложенный поднос.
Сэр Гораев сидел за столом в кабинете Люка, смотрел в открытую папку с бумагами и хмурился. Подойдя ближе, Кристина заметила, что в папке вырезки из газет.
Сэр Гораев поднял голову и вежливо улыбнулся. Но глаза обеспокоены, заметила она.
— Ваша овсянка, — произнесла Кристина.
— Благодарю вас, — почти отсутствующе ответил он, поднялся и принял поднос. — Прошу вас присесть, мисс Говард.
Она села.
— Что случилось?
Он склонил голову и, подхватив нож для бумаг в форме кинжала, в раздумье засмотрелся на него. Затем заговорил, не поднимая глаз:
— Дорогая моя, не хотелось бы говорить о ваших… личных чувствах.
Кристина напряглась.
— Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, вы влюблены в Его Высочество.
Кристина вздрогнула и молча отвернулась.
— Наверное, лучше сказать прямо. Мне известно, что вы провели с ним ночь, — сухо произнес он.
Краска разлилась у Кристины по щекам. Волна гнева накрыла ее. Неужели среди этих людей не допускается личная жизнь?
— В ваши обязанности входит вести журнал ложащихся с ним в постель женщин? — с горечью спросила Кристина.
Его губы сжались, но он, видимо, решил не отвечать на удар и сдержанно произнес:
— Конечно, это выглядит вторжением в личную жизнь.
— Так оно и есть.
Его голос окреп.
— Но… неужели вы сами не видите, насколько не подходите в спутницы Его Высочества?
— В спутницы?! Называйте вещи своими именами, сэр Гораев! — с желчной насмешкой над собой воскликнула Кристина. — Вы хотели сказать «в любовницы».
Он не дрогнул, лишь тяжело посмотрел на нее.
— Надеюсь, нет. Вы молоды и сможете пережить это. Я знаю, что сейчас вы очарованы Его Высочеством. Но он намного старше вас. Он живет в другом мире. Вы сами это понимаете. — Он глубоко вздохнул и сформулировал с чеканной точностью: — Одна ночь с привлекательным мужчиной — еще не роман. Особенно когда вы принадлежите разным мирам.
Кристина вздрогнула как от удара. Слово в слово ее утренние мысли. Лучше бы он вонзил свой маленький серебряный кинжал, которым по-прежнему играл, прямо ей в сердце.
Кристина знала, что рана смертельна, но пока не чувствовала боли. Она медленно покачала головой и хрипло произнесла:
— Полагаю, это слова Люка?
Сэр Гораев заметно смешался.
— Мой долг… — Он запнулся. — Конечно, нет. Его Высочество не обсуждает ни с кем такие вопросы. Ваши личные отношения с Его Высочеством — вне моей компетенции.
Кристина подняла брови.
— Тогда о чем мы беседуем?
Он нетерпеливо вздохнул.
— Дорогая моя мисс Говард, вы не дурочка. Его Высочество хранит при себе свои чувства.
— Разве мы говорим не о его чувствах?
— Нет, — определенно ответил сэр Гораев и твердо посмотрел на нее. — Мы говорим о его долге, о его обязанностях. А ваши чувства заходят так далеко, что представляют угрозу этим обязанностям, — объяснил он.
Слова прозвучали очень мягко. Весьма витиевато. И совершенно ужасно.
— Обязанностям? — беззвучно выдохнула Кристина.
— Конечно, Его Высочеству нужно жениться. — Сэр Гораев снова взглянул на свой маленький нож для бумаг. — Доселе это не стояло в повестке дня: он выполнял свои обязанности. О, у Его Высочества бывали связи… время от времени. Например, эта актриса. Но сейчас все в прошлом. — Небрежный жест ухоженной руки подчеркнул маловажность Джульетты Легран. — Это не беспокоило его отца. Он знал: придет время, и Его Высочество исполнит свой долг.
В этом Кристина не сомневалась, но заметила, что начала ненавидеть само слово «долг».
— После смерти отца на плечи Его Высочества легло тяжелое бремя, совсем другого рода, чем подготовка мирных договоров для ООН, и ему пришлось внести некоторые уточнения в свои планы. Сейчас время подумать о женитьбе.
Кристина оцепенела. Можно сгореть от стыда. Веки дрожали. Она отвела глаза, не в силах вынести жалостливый взгляд старика.
— На ком он собирается жениться? — едва прошептала она.
Сэр Гораев вздрогнул словно от испуга.
— Не мучайте себя такими вопросами, — быстро произнес он. — Это нехорошо. Только еще больше разобьете себе сердце.
— Но…
— Его Высочество — честный человек. Он не может жениться и попросить вас занять менее достойное положение в своей жизни, — проговорил он, тщательно подбирая слова. — Это было бы нечестно. Не стоит напрасно себя волновать. Итак, альтернативы нет. Эта маленькая игра между вами подходит к концу.
— Он просил вас сказать мне все это? — пробормотала Кристина сдавленным голосом.
Сэр Гораев покачал головой скорее с жалостью, чем с раздражением.
— Как вы могли, зная его, спрашивать меня об этом? Его Высочество ничего не говорил мне. Но — ради вас, дитя мое, и ради него — советую уехать как можно быстрее, пока он не вернулся. Расставание болезненно для влюбленных. А вы, я думаю, влюблены.
Кристина сжала губы. И ничего не сказала. Сказать нечего. Он вздохнул.