– И не говори, прямо растерялся, что брать. Спасибо, девчонку нашел лет тринадцати, вот она консультантом и поработала, ввела, так сказать, в мир новинок. Честно говоря, устал – жуть!
И он принялся пить чай. Мой личный жизненный опыт подсказывает, что с мужчиной лучше всего иметь дело в тот момент, когда он плотно поел, выкурил сигаретку и блаженно вздохнул.
Дождавшись стадии готовности, я аккуратно завела разговор на нужную тему:
– Все-таки интересно, совершил человек преступление, отсидел, вышел на свободу, он считается полноправным членом общества?
– Конечно, – ответил майор.
– И из милицейского компьютера убирают сведения о нем?
– Вот это нет. Информация сохраняется.
– А если дело было в 1975-м году?
– Какая разница, в каком году? – удивился майор. – Раз попал в компьютер – все.
– Ну надо же! – восхитилась я. – А когда компьютеров не существовало?
– В папочках хранили, на завязочках, – ухмыльнулся майор. – А если всерьез, то информация об уголовничках – вещь ценная. Кстати, когда в Москве в 1917-м году восставшие матросы и рабочие попытались сжечь картотеку полиции, жандармы ухитрились сберечь большую часть бумаг, понимали, что преступник – он и при Советах асоциальная личность. Знаешь, как эти данные в тридцатые годы помогли, когда последние банды ликвидировали!
– Недолго мы, однако, без банд прожили, – ухмыльнулась я, – в начале восьмидесятых вновь по улицам мужики с автоматами побежали.
– С чего ты вдруг архивом заинтересовалась? – пробурчал майор, поглаживая запрыгнувшую к нему на колени Аду.
– Так просто. Купила в метро газету, а там статья про женщину и мужчину, которые совершили в середине 70-х страшное преступление. Журналисты хотели провести расследование, но в ФСБ им ответили, будто дело утеряно.
– Где-где? – вытаращил глаза Володя.
– Ну, в нынешней Федеральной службе безопасности, следствие вроде КГБ вел…
– Имей в виду, – вздохнул майор, – люди из той структуры никогда и ничего не теряли. Педантичные, словно немцы, и жадные, как французы. Все у них в полном порядке, странички пронумерованы и каждая подписана… А если врут, что потеряли, значит, приказ имеют – тайну следствия не раскрывать.
– Может, даже уничтожили «папочку на завязках»…
– Никогда, – отрезал Володя, – посуди сама, когда у нас торжество демократии началось?
Я призадумалась. Вроде недавно, а не помню. В 1985-м к власти пришел Михаил Горбачев…
– Ну в 1986-м, очевидно, гласность, перестройка…
– Ага, – удовлетворенно кивнул приятель. – Вот тогда сотни, нет, тысячи людей побежали в Комитет госбезопасности, чтобы узнать о судьбе репрессированных в тридцатые годы родственников. Было отдано указание давать интересующимся дела. И давали! А там, бог мой, кладезь информации. Многие чуть не умерли, узнав, что доносы на них настрочили ближайшие друзья или соседи… Ну да черт с ними, с доносчиками. В бумагах содержалось все: фамилии следователей, свидетельства врачей, хладнокровно регистрировавших: «У Иванова И.И. перелом двенадцати костей, рекомендуется временно не вести допросы», отчеты надзирателей… Ну зачем, спрашивается, хранили? Сами на себя компромат держали? Да сжечь надо было прямо в тот день, когда Горбачев велел, так сказать, срывать покровы. В КГБ большие мастера сидели! Ну сгорел у них архив, вот несчастье-то! Бросил пьяный работник сигаретку, или электричество замкнуло! Правда, там предприняты все меры безопасности… Но можно было что-либо придумать и не давать людям столь компрометирующих службу сведений. Скажешь, наплевать на старых сотрудников? Все давно покойники? А вот и нет! Многие, кстати, даже еще работали… Не смогли документы истребить, не та выучка. Вопросы есть?
Я покачала головой. Теперь нет, главное, я хорошо знаю, где хранятся следы несчастных Валентина и Майи Платовых. Вот только как подобраться к архиву?
* * *
На следующее утро Сережка, потягиваясь, объявил:
– У меня выходной.
– Отлично, – обрадовалась я, – вот тебе списочек, заводи машину и дуй на оптушку. Хоть один раз продукты на машине домой привезем, а то руки у меня от сумок, как у обезьяны, ниже колен вытянулись.
Сережка принялся читать бумажку:
– Яйца, сыр, молоко…
– Это на оптушке не бери, – велела я, – подсунут несвежее, в молочной лучше, на проспекте.
– Мясо, колбаса…
– В магазинчике «Митэкс», возле рынка.
– Йогурты «Данон», сметана…
– В супермаркете на Глотова.
– Слушай, Лампец, – вышел из себя парень, – этак целый день я по городу проезжу, почему на рынке нельзя все купить?
Я вздохнула:
– Цены почти сравнялись, а на оптовке постоянно обманывают. Кстати, я хожу везде пешком, и ничего!
Сережка шлепнул список на стол.
– Собирайся, мы порулим в «Рамстор».
– Куда?
– В супермаркет на Шереметьевской, там все разом купим.
– Нас возьмете? – поинтересовалась Таня.
Сережа закатил глаза:
– Только без Муму.
– А ее мама с собой прихватила, – ответила бесхитростная Аня, – они с папой на вещевой рынок «Динамо» отправились, хотят ему брюки, ботинки и свитер купить.
– Значит, пьяный придет, – резюмировала Таня, застегивая куртку.
– Почему? – удивилась я. – Вроде не в ресторан пошли.
– Папахен на входе бутылевич купит и начнет прикладываться, – объяснила Татьяна.
– Он говорит, что по магазинам может только под кайфом ходить, – добавила Аня.
– Зачем Люся тогда Ивана берет? – спросил Сережка. – Ну купила бы вещи без него.
– Никак не выходит, – поведала Таня, – у папульковского полный нестандарт с фигурой. Плечи мелкие, жопа, как таз, опять же ноги дурацкие, левая ступня больше правой. Такого урода только с собой брать, мерить должен, иначе – выброшенные деньги.
Сережка молча пошел к лифту, а я вздохнула. Может, лучше вообще не иметь детей?