– Куда столько!
– Подумаешь, – фыркнула Юля, – используем, а тому, кто больше двенадцати штук брал, вручали губку для мытья посуды. Гляди, красненькая!
Я посмотрела на их счастливые лица, сравнявшиеся по цвету с полученной губочкой, и промолчала. Везде у касс толпились потные люди с тележками, из которых свешивались связки сосисок, батоны колбасы, вываливались коробки конфет и пакеты собачьего корма.
Наконец кассирша выдала километровый чек и вручила нам карточку «Рамстор».
– Теперь, – щебетала девушка, сияя, словно пасхальное яйцо, – вы члены клуба покупателей и имеете право на скидки, приходите еще.
– Здорово, – воскликнул Сережка, толкая каталку к выходу, – теперь только сюда, скидку дадут!
Я тихо шлепала за ними, пытаясь собрать воедино очумелые мозги. Ни за что не приеду больше в «Рамстор», психическое здоровье дороже.
На выезде из двора стоял охранник с квитанцией в руках. Сережка полез в портмоне.
– Погоди, – остановила мужа Юля.
Девушка высунула в окно какую-то книжечку. Охранник кивнул и поднял шлагбаум.
– Зачем платить, – радостно сообщила Юлечка, – когда можно не платить.
– А что это у тебя? – заинтересовалась я.
Юля сунула мне в руки удостоверение. Темно-синие корочки украшали золотые буквы «Пресса».
– По нему везде пускают, – хихикнула Юля.
Я отдала документ, теперь точно зная, как действовать.
В ФСБ издавалась многотиражная газета, носившая не слишком оригинальное название «Щит и меч». Я попробовала было связаться в редактором, но меня весьма вежливо отшили. Задумчиво перелистывая телефонную книжку, я наткнулась на фамилию Зайцев. Вечером, когда Катюша, лежа в кровати, читала газеты, я вползла к ней и заныла:
– Надоело целый день у плиты толкаться, душа просит интересного дела.
– Запишись на курсы вязания, – предложила Катюша.
– Нет, – стонала я, – хочу попробовать себя в журналистике, должно получиться… Слышь, Катюнь, помнишь Зайцева Юрия Петровича? Главного редактора журнала «На страже Родины»?
– Ну? – спросила Катерина. – Конечно, до сих пор ко мне на консультации ходит.
– Попроси его меня принять, дать задание…
Катюшка потянулась к телефону и мигом решила проблему.
Все бывшие пациенты Катерины испытывают к ней настоящую благодарность, поэтому прием мне в журнале устроили по высшему классу, даже угостили чашечкой отвратительного растворимого кофе, к которому интеллигентно приложили кусочек сахара и крохотную упаковочку сливок.
Юрий Петрович слушал посетительницу, пытаясь изобразить на лице живейший интерес, но в его глазах застыла откровенная скука. Очевидно, я была не первой в его кабинете, кто пытался писать на данную тему.
– К сожалению, сейчас у молодежи не осталось ничего светлого, – самозабвенно вещала я, – служащие ФСБ полностью потеряли авторитет. А с газетных страниц, в основном, льется поток грязи: этот взяточник, тот негодяй. Хочется найти ветерана, человека интересной судьбы и рассказать о нем. Пусть юные читатели видят и положительный пример.
– Ищите, – согласился Юрий Петрович.
Я надулась.
– Но я не знаю никого в этой структуре, Катя сказала – вы обязательно поможете.
Редактор тяжело вздохнул. Охотнее всего он вытолкал бы дуру-бабу, возомнившую себя «золотым пером», за дверь, но обидеть лечащего врача Зайцев не решался. Поэтому он снял телефонную трубку, коротко переговорил и протянул листок.
– Вот, езжайте прямо сейчас, она ждет.
На бумажке было написано: «Руднева Нина Антоновна, улица Бельского, 15».
Надо же, женщина! Хотя, если подумать, в КГБ, наверное, трудилось много баб.
Нина Антоновна меньше всего походила на секретного агента. Аккуратненькая, пухленькая старушка, ростом чуть выше сервировочного столика.
– Ну, – приветливо прищурила она выпуклые карие глаза, – о чем беседовать станем?
Я вновь завела песню о наглой молодежи и поруганном достоинстве ветеранов. Руднева слушала крайне внимательно, ни разу не прервав. Наконец мне стало не по себе, и я остановилась. Милая старушка аккуратно поправила безукоризненно выкрашенные кудряшки и поинтересовалась:
– Насколько я понимаю, это легенда, а на самом деле что вы хотите?
Я лихорадочно пыталась сообразить, как поступить.
– Лучше рассказать истину, – проникновенно улыбнулась Нина Антоновна.
– Но я говорю правду, – пыталась сопротивляться я. – Я знаю, что в КГБ в середине 70-х работал некий господин Родионов, вот и хотела отыскать его следы…
– Иван Сергеевич, – вновь улыбнулась старушка.
– Вы его знаете?!
– В соседних кабинетах сидели, вместе обедать ходили, да и сейчас частенько встречаемся.
– Он жив! – пришла я в полный восторг. – Подскажите мне адрес.
– Зачем вам Иван Сергеевич?
– Хочу написать о ветеране…
Нина Антоновна весело рассмеялась, но глаза старушки остались холодными и какими-то неподвижными.
– Уважаемая Евлампия Андреевна, я обладаю удивительной способностью чувствовать ложь. Даже подследственные в конце концов понимали это и говорили правду.
– Подследственные? – глупо переспросила я.
– Долгие годы я служила следователем, – спокойно пояснила Нина Антоновна, – разве Зайцев не сказал? – И, посмотрев на мое вытянувшееся лицо, добавила: – Вижу, что нет. А вы полагали, что беседуете с буфетчицей?
Нет, конечно, но в КГБ служили еще телефонистки, переводчицы, стенографистки, уборщицы, наконец. Но следователь! Эта милая, пухлая старушка с лицом, похожим на калорийную булочку? Ласковая, уютная бабушка? Просто невозможно представить, как она направляет прожектор в глаза арестованному и орет: «Говорить правду, только правду и ничего, кроме правды!»