Лев, кажется, даже не заметил мальчика, глядя лишь на красные буквы на голубом склоне. Потом раздался его мощный рык:
— Кто это сделал?
— Я, — уже совершенно спокойно сказал Бастиан.
— Что это значит?
— Это мои инициалы. Меня зовут Бастиан Балтазар Букс.
Только теперь лев поглядел на Бастиана, и у того появилось чувство, что его окатило огнём, от которого он должен был на месте превратиться в пепел.
— А я, — сказал могучий зверь, — Граограман, господин цветной пустыни. Меня ещё называют Цветная Погибель.
Они всё ещё смотрели друг на друга, и Бастиан по-прежнему выдерживал смертельную мощь, исходившую от львиного взгляда. Наконец лев опустил глаза. Медленной, величественной поступью он спустился с холма. Когда он ступил на голубой песок, цвет его шкуры сменился на голубой. Бастиан был против него как мышка против кота, и поэтому Граограман улёгся и положил голову на землю.
— Господин мой, — сказал он. — Повелевай, я твой раб!
— Я хотел бы выбраться из этой пустыни. Ты можешь вывезти меня?
— Это, господин, для меня невозможно. Я ношу пустыню с собой.
— А есть ещё какое-нибудь существо, — спросил Бастиан, — которое вывезло бы меня отсюда?
— Нет и не может быть, господин, — отвечал Граограман. — Там, где есть я, не может быть больше ничего живого. Одного моего присутствия достаточно, чтобы испепелить самое могучее и страшное животное на тысячу миль кругом. Поэтому меня зовут Цветной Погибелью.
— Но я, как видишь, цел.
— Ты носишь АУРИН, он защищает тебя.
— Значит, без амулета я превратился бы в кучку пепла?
— Да, господин, даже против моей воли, хоть ты мой первый и единственный собеседник в этом мире.
— Спасибо, Луниана! — тихо сказал Бастиан, коснувшись амулета.
Граограман снова поднялся во весь рост:
— Я думаю, господин, нам есть чем поделиться друг с другом. Может быть, я открою тебе тайны, которых ты ещё не знаешь. Может быть, ты объяснишь мне загадку моего существования.
— Но прежде, если это возможно, я хотел бы напиться.
— Твой раб слушает и повинуется, — ответил Граограман. — Садись на меня, я отвезу тебя в мой дворец, там ты найдёшь всё, что нужно.
Бастиан вскочил на него верхом, и Граограман сказал, обернувшись:
— Держись, господин, я быстрый бегун. И ещё об одном не забудь: пока ты в моём царстве, ни на миг не снимай АУРИН!
И лев помчался, вначале не очень быстро, потом всё больше разгоняясь. С удивлением Бастиан наблюдал, как его шкура меняет цвет, всё время соответствуя цвету песка. Но вот Граограман мощными прыжками стал переноситься с одной вершины холма на другую, его могучие лапы едва касались земли, смена красок всё ускорялась, пока у Бастиана не зарябило в глазах. Он зажмурился, ветер свистел в ушах, он вдохнул запах львиной гривы и издал ликующий крик, который прозвучал как клёкот орла. Граограман отозвался ему рёвом, от которого задрожала пустыня. Они слились, как всадник и конь, Бастиан обратился в сплошной свист ветра и пришёл в себя, лишь когда Граограман сказал:
— Приехали, господин.
Бастиан спрыгнул на землю. Перед ним высилась скалистая гора, похожая на развалины древнего строения, полузасыпанные цветным песком. Горячий ветер давно отшлифовал все выступы и неровности.
— Это и есть мой дворец, господин. И моя могила. Входи, будешь первым и единственным гостем Граограмана.
Солнце уже потеряло свою испепеляющую силу и шло к закату, бледное и остывшее.
Они миновали тёмный коридор и множество лестниц, ведущих то вверх, то вниз. Шаги зверя слабели, поступь теряла легкость. Они подошли к большой каменной двери, она открылась перед Граограманом сама по себе, а позади Бастиана снова закрылась.
В просторном зале, а лучше сказать, в освещённой множеством люстр пещере, где они очутились, лежала ступенчатая плита. Граограман медленно обернулся к Бастиану, его взгляд потух.
— Мой час близок, господин, — сказал он слабым голосом, — и не остаётся больше времени для беседы. Но не беспокойся и жди утра. То, что происходит всегда, произойдёт и на сей раз. И, может быть, ты сумеешь объяснить мне, почему.
Потом он кивнул на маленькую дверь в конце зала.
— Ступай туда, господин, там уже всё готово. Эти покои дожидаются тебя с незапамятных времён.
Бастиан пошёл к двери, но прежде, чем открыть её, оглянулся. Граограман улёгся на плиту и теперь сам стал чёрный, как камень. Еле слышно он прошептал:
— Возможно, ты услышишь шум, не пугайся. На тебе АУРИН.
Бастиан кивнул и вошёл в дверь.
Перед ним была великолепно убранная комната с колоннами и резными сводами. В углу стояла кровать под пологом, в другом углу в бассейне поблёскивала золотистая вода, на столике был накрыт богатый ужин. Бастиан досыта наелся и напился, потом разделся, оставив на себе только амулет, и шагнул в бассейн. Он долго плескался в тёплой воде, нырял и отфыркивался. Ему показалось, что люстры приглушили свет. Он вышел из воды, вытерся и снова оделся.
Вдруг раздался треск, гром и грохот, будто сорвалась и раскололась громадная льдина, и долго ещё слышался постепенно утихающий стон.
У Бастиана забилось сердце, но он вспомнил слова Граограмана, что беспокоиться не следует.
Звук больше не повторился. Но тишина казалась ещё страшнее. Бастиан открыл дверь и заглянул в пещеру. Вначале он не заметил никаких перемен, но люстры едва горели и здесь, потом свет их стал пульсировать — как сердце. Лев лежал в прежней позе и, казалось, смотрел на Бастиана.
— Граограман! — тихо окликнул Бастиан. — Что случилось?
Лев не отозвался и не пошевелился, но глазами следил за его приближением. Помедлив, Бастиан протянул руку, чтобы погладить гриву, но отпрянул: грива была жёсткая и холодная, как камень.
Бастиан не знал, что делать. Он увидел, что створки входной двери медленно отворились, и, только выйдя наружу, он спросил себя, что, собственно, он надеется тут найти. Ведь в пустыне нет никого, кто бы мог спасти Граограмана.
Но никакой пустыни больше не было!
Ночная темнота засветилась и засверкала. Миллионы крохотных ростков проклюнулись из песчинок, снова ставших семенами. Перелин, ночной лес, набирал силу.
Бастиан вдруг понял — то, что Граограман окаменел, как-то связано со всем этим.
Он вернулся в пещеру. Свет в люстрах едва мерцал. Бастиан добрался до льва, обнял его могучую шею и уткнулся лицом в его гриву. Теперь и глаза льва стали чёрными и мёртвыми, как скала. Последняя вспышка света — и стало темно, как в могиле.
Бастиан горько заплакал, и каменная морда льва повлажнела от слез. Наконец он улёгся между могучими лапами, свернулся калачиком и заснул.