– Не слишком, просто мы живем в одном доме, вернее, жили раньше, пока папа не развелся. Сейчас в той квартире осталась мама…
– Если не секрет, почему вы с отцом поселились?
Парень слегка покраснел.
– С мамой очень трудно, ругается все время, обижается, упрекает…
Ну понятно, климакс в полном разгаре, а еще муж сбежал к молоденькой, начнешь тут свариться.
– Мы поэтому и в одном классе оказались, – продолжал Кит, – лет до четырнадцати вместе в школу ходили, а потом… – Никита махнул рукой.
– Что? – подтолкнула я парня. – Что потом?
Юноша поколебался минуту, потом ответил:
– Ну все равно вам кто-нибудь расскажет, слушайте.
Родители Веры Зайцевой занимали по советским временам довольно высокие посты: отец – начальник отдела в Министерстве просвещения, мать – инструктор горкома КПСС. Хорошая зарплата, продовольственный паек, казенная дача и государственная машина с шофером… Не было у них только свободного времени, и Верой занималась бабушка. Старушка не слишком расстраивалась, обнаружив у внучки в дневнике сплошные двойки, намного больше ее огорчал плохой аппетит девочки.
– Да брось, детка, уроки, – бормотала бабуля, входя вечером в детскую, – глаза испортишь, съешь лучше пирожка…
Бабушка, всю жизнь счастливо прожившая с мужем-профессором и теперь ведущая крепкой рукой домашнее хозяйство у дочери, пребывала в счастливой уверенности – образование женщине ни к чему. Главное, удачно выйти замуж, нарожать детей, поднять внуков…
Когда Вере исполнилось двенадцать лет, бабуля умерла. Тут же была нанята гувернантка Елена, призванная помогать делать уроки. Лена пришла в полный ужас. Рослая, красивая девочка, выглядевшая не на двенадцать, а на все шестнадцать лет, писала с чудовищными ошибками, математику не знала вовсе, а по-английски с трудом могла произнести два слова. Положение дел объяснила родителям. Те отдали приказ – немедленно научить. Но сказать легче, чем сделать. Привыкшая ничего не делать, Вера отчаянно сопротивлялась. Гувернантки, потом репетиторы менялись, как колготки, долго с девочкой не выдерживал никто. Вере было не до учения, ее приняли в свою компанию старшеклассницы, и девица попала на дискотеку. Там дали хлебнуть водки и угостили таблеткой «экстази».
Через год Вера превратилась в самую настоящую алкоголичку. Родители первое время не могли понять, в чем дело. Сами они были людьми непьющими, но частенько приносили домой бутылки, подарки подхалимов. Однажды отец раскупорил для гостей «Наполеон» и ахнул – внутри оказался чай. Ревизии подвергли все емкости, и почти везде находилась либо заварка, либо вода…
Веру моментально положили в больницу. Она отвалялась там несколько месяцев и принялась пить по новой. Следующие годы родители провели в битве с зеленым змием, а когда, испробовав все средства, поняли, что дурочка невменяема, купили ей квартиру и отселили чадо. Естественно, Вера нигде не работала, перебивалась случайными заработками. То наймется продавщицей в ларек, то сидит лифтершей, то метет двор… Но ни на одной работе девушка не удерживалась, постепенно скатывалась вниз. Вместе с ней проделывал тот же путь и Антон Бурлевский. Одно время они жили вместе, потом поругались, снова сошлись. Стоило Антону где-то разжиться деньгами, как он бежал к подруге, и сумма радостно пропивалась. Родители давно перестали давать милым детям наличные деньги. Мать Веры оплачивала квартиру, раз в неделю забивала дочери продуктами холодильник, приносила все, включая сигареты, но деньги не давала в кошелек, понимая, что дочурка тут же купит водки. Но Вера, хитрая, как все алкоголички, нашла выход: продавала у метро за бесценок принесенную еду и мчалась за бутылкой.
Потом стало круче. В ход пошли наркотики, сначала чистая ерунда, вроде «экстази» и марихуаны, потом «колеса», и в конце концов Вера подсела на героин. Теперь в ее голове билась только одна мысль, где взять денег на укол. Вот тогда Зайцева и вспомнила про Никиту.
В отличие от своих бывших одноклассников, Кит рос беспроблемным ребенком. Утром – общеобразовательная школа, вечером – музыкальная. В девятом классе всем стало ясно – его путь лежит в консерваторию. Так и вышло, Никита благополучно отучился по классу скрипки и сейчас работает, даже начал приобретать кое-какую популярность, во всяком случае, играет в оркестре Анатолия Добровского и на жизнь не жалуется.
Вера и Антон надоели ему чрезвычайно. Если младший Бурлевский хоть немного стеснялся и обращался за деньгами крайне редко, то Зайцева появлялась с пугающей регулярностью.
– Кит, – ныла она, – ну дай в последний раз, ну ей-богу, завтра отдам.
Никите было одновременно и жаль ее, и противно.
Почти потерявшая человеческий облик, бывшая одноклассница тряслась на пороге, распространяя жуткий запах немытого тела, бомжиха, да и только. Никита, с трудом преодолевая брезгливость, совал девушке деньги. Естественно, ни о какой отдаче речи не шло. В конце концов скрипачу надоело служить дойной коровой, и он решительно заявил:
– Убирайся и больше не приходи!
Вера поныла еще немного на пороге, размазывая по щекам слезы, но Никита был настроен сурово:
– Все, хватит, деньгопровод закрыт!
Пришлось наркоманке убираться. Никита даже удивился, как легко он избавился от надоедливой особы.
После обеда Нина засобиралась в магазин, и тут выяснилось, что пропал ее кошелек. Красивое портмоне из крокодиловой кожи, сумма там лежала невеликая – всего сто долларов, но Сорокина искренне недоумевала:
– Ну куда мог он подеваться? Хорошо помню, я положила его вот тут, у зеркала, вместе с перчатками! Кит, отодвинь комодик, наверное, туда упал.
Никита покорно передвигал мебель, хорошо зная, куда подевался бумажник. Когда Нина ушла, скрипач кинулся к телефону вне себя от злобы.
– Слушай, – заорал он в трубку, услыхав слабое «алло». – Ну ты, дрянь, верни немедленно кошелек.
– Какой? – попробовала прикинуться дурой Вера.
– Вот что, – отчеканил скрипач, – чтобы сегодня вечером портмоне и сто долларов лежали на месте, в прихожей. Имей в виду, если не вернешь, сообщу в милицию.
Никита и сам не понимал, почему так обозлился. Сумма в сто долларов не решала в его бюджете ничего, Нина совершенно не горевала о потере кошелька… Просто парню стало противно до крайности, и он решил слегка припугнуть наглую знакомую. Естественно, ни на какой возврат украденного он не рассчитывал.
Около десяти вечера раздался телефонный звонок:
– Пончик, – прочирикала Зайцева, – все в порядке, сейчас привезу.