– Но ты же только что произнесла, будто Петровым двадцать пять дадут Поповы? – изумилась я.
– Нет, – завопила Катя, – все, отстаньте, этими проблемами, кто, кому и сколько дает, занимается агентство! Наша задача стоять завтра в девять утра в офисе с паспортами.
– Ура! – завопил Кирюшка. – На тренировку не пойду.
– Ты нам совершенно не нужен, – сообщила Катя.
– Это ущемление прав ребенка, – заныл мальчик.
– Завянь, – велел старший брат. – Во что вещи паковать станем?
– В коробки, – сказала Юля.
– Кошмар, – вздохнула Катя.
– Ну это ты сама придумала, – парировал Сережка.
– Хочешь жить на дороге? – рассердилась Катя.
Слушая, как они ругаются, я пошла к себе и принялась звонить по телефону. Сначала соединилась с Писемским и узнала, что никаких известий о Ксюше нет. На мой вопрос, играла ли супруга на пианино, Олег растерянно ответил:
– Не знаю, никогда не слышал, у нас нет фортепьяно.
– Ладно, – вздохнула я, – дайте другую фотографию жены, на той, что у меня, ее лица практически не различить.
– У меня их нет, – пробормотал Писемский.
– Как так? – искренне удивилась я. – А свадебные?
– Там незадача вышла, – пояснил бензиновый король, – мы наняли фотографа, и он исправно отщелкал кадры. А потом вернул деньги и очень извинялся. Пленка отчего-то оказалась засвеченной.
– Но отдыхать же вы ездили?
– Да, только один раз Ксюша забыла пленки в гостинице, а другой – случайно обронила альбомчик в ванну…
– А негативы?
– Пропали куда-то, она очень переживала.
Я швырнула трубку на диван и вытащила сигареты. Вообще курить я начала недавно и делаю это не слишком правильно. Курильщики вдыхают дым, а я его глотаю. Все попытки научиться дымить по науке закончились крахом. Но вид тающей сигареты приводит меня в отличное расположение духа, а горячий дым в желудке приятно согревает и расслабляет. Поэтому я плюнула на все каноны и расправляюсь с сигаретами по-своему.
Ох, неспроста молодая жена Писемского уничтожила снимки. Интересно, чего она боялась?
Следующий мой звонок адресовался Бурлевскому. Федор молча выслушал меня и велел:
– Великолепно, теперь осталось только найти того, кто убил Веру, и дело сделано.
Легко сказать, да трудно сделать.
– Может, все-таки лучше поставить в известность милицию? – осторожно предложила я.
– Никогда, – с жаром сказал Федор, – правоохранительные органы уже решили, что Антон виновен, и не захотят менять своего мнения. Им все ясно.
– Боюсь, не справлюсь, – заныла я.
– У вас великолепно получается, – парировал Бурлевский, – дерзайте!
На следующее утро мы гурьбой вошли в офис конторы «Конако». Нас встретил суетливый мужчина в плохо поглаженных брюках.
– Очень, очень рад, – суетился он, подпрыгивая на месте, – будем знакомы, Зиновий Павлович, садитесь на диванчик, надо обождать.
– Долго? – спросил Сережка.
– Вот только Поповы подъедут, – потирал руки суетливый мужичонка, – остальные тут.
Мы расположились на мягком диване и уставились на громадный аквариум, где плавали неправдоподобно огромные рыбы.
– Они живые? – спросила Юля.
– Нет, заводные, – пояснил Сережка.
Юлечка постучала пальцем по стеклу, и рыбины моментально повернули морды на звук.
– Что ты врешь, – возмутилась Юля.
– А ты что глупости спрашиваешь? – спросил Сережка.
Атмосфера явно накалялась, и, хотя все тихо сидели на диванах и креслах, в воздухе запахло грозой.
Прошел час, потом другой.
– Ну где они! – возмутилась Катя.
– Все в порядке, – успокоил Зиновий Павлович, – из области едут, может, с электричкой чего. Вот журнальчики поглядите.
Сережка со вздохом встал.
– Пить хочется.
– А вот у нас аппаратик, «Чистая вода» называется, – пояснил Зиновий Павлович, – тут и стаканчики, и пакетики с чаем. Красный краник – кипяток, а синий…
– Понял, – прервал его Сережка, взял пластиковую емкость, сунул туда «Липтон» и нажал на рычажок.
Вода полилась в стаканчик. Сережка наполнил его доверху и громко рыгнул.
– Сережа! – укоризненно сказала Юля.
– Что такое? – повернулся муж.
– Веди себя прилично!
– Ты что, с ума сошла? Что я такое сделал?
– Сам знаешь, – надулась жена, – подобное поведение отвратительно.
– У тебя поехала крыша, – вздохнул муженек и принялся преспокойно пить чай.
– Мог бы и мне налить, – окончательно обозлилась Юлечка и, резко встав, ухватила стаканчик.
Вода вновь побежала веселой струйкой, и опять раздался отвратительный звук.
– Юлька, ты пукнула, – захихикал Сережка.
– Я? – возмутилась девушка. – Я?
– Нет, я, – продолжал веселиться муженек, – фу, как неприлично прилюдно портить воздух.
– Дурак, – выпалила Юля.
В этот момент к огромному нагревателю подошел Зиновий Павлович и подставил чашку. Послышалось жуткое рыканье. Я посмотрела на аппарат. Сверху на нем горлышком вниз помещалась большая, двадцатиметровая пластиковая бутыль, из нее жидкость попадала в титан. Каждый раз, когда кто-нибудь открывал кран, в бутылке возникал здоровенный пузырь, а следом доносилось омерзительное бульканье, словно кого-то тошнит.
– Не надо пускать при всех, – продолжал веселиться Сережка.
– Урод, – прошипела Юля и пнула муженька ногой.
Но того было не остановить.
– Приличная с виду девушка, а так плохо воспитана!
– Кретин, – свистела сквозь зубы жена.
Понимая, что супруги сейчас подерутся, я сердито велела: