– Дуй быстро в ванную, – велела я, – не задерживайся, сейчас Юля краситься пойдет и не даст тебе умыться.
– Какая ужасная, гадкая жестокость, – с чувством произнес мальчишка, нашаривая тапки, – отправлять на занятия бедного больного ребенка. Вот умру на математике, будешь плакать, да поздно, не вернуть Кироньку. Станешь всю оставшуюся жизнь себя укорять: эх, надо было ребенка оставить дома!
Я швырнула ему джинсы и сказала:
– Не волнуйся, я отличаюсь редкой бессердечностью и скорей всего быстро забуду про твою кончину.
– Ладно, – откликнулся Кирюшка, понимая, что номер со смертельно больным не прошел, – тогда дай мне в школу не десять рублей, а двадцать.
– Это еще почему? – поинтересовалась я, стоя на пороге.
– Ну в качестве компенсации!
– За что?
Кирюшка начал чесать в затылке. Я побежала в спальню к старшему братцу:
– Сережа, вставай!
– Уже встал, одеваюсь, – донесся из-за двери бодрый голос.
Но меня не так легко обмануть. Я тихонько приоткрыла дверь в спальню и увидела на большой кровати мирно лежащего Серегу. Юля уже ушла в ванную, поэтому муженек блаженствовал, завернувшись в пуховое двуспальное одеяло. Правая рука засунута под подушку, левая вытянута и отброшена на Юлину сторону. Сережка обладает редким качеством – отвечать абсолютно бодрым голосом, продолжая при этом мирно храпеть. Пару раз ему удавалось меня обмануть, но только не сейчас.
– Сережа, подымайся, – завела я, подходя к окну.
– Уже, уже, – как ни в чем не бывало отозвался парень, – брюки надеваю, рубашку застегиваю.
Голова его продолжала мирно покоиться на уютной подушке. Сквозь раздвинутые шторы в комнату вползло серое, пасмурное декабрьское утро. В такую погоду совершенно не хочется в семь утра собираться на работу, и вообще лучше бы остаться дома. Но, боюсь, у Сережиного начальника другое мнение по этому поводу. Я ткнула пальцем в кнопку, загремел музыкальный центр, и тут же затрезвонил огромный будильник, купленный Катей. Сделанный на совесть аккуратными мастерами завода «Слава», он трещал, словно оповещая о конце света, если бить поварешкой в медный таз – звук будет менее громкий. Но Сережа продолжал безмятежно дрыхнуть, на лице его играла детская улыбка.
Тут в комнату влетела Юля и, недолго думая, сунула мужу под нос открытый пузырек духов «Кензо».
– Убери эту гадость, – пробормотал муженек и сел, очумело тряся головой.
– Давай одевайся, – велела она и побежала на кухню.
Я потрусила за ней.
– И как ты только догадалась, что запах «Кензо» разбудит Сережку?
Юля хихикнула и принялась намазывать тонюсенький тостик еле видным слоем масла.
– Он говорит, что от «Кензо» его тошнит.
Утро понеслось по накатанной колее. Сначала из дома убежали дети. Предварительно они минут десять отчаянно переругивались в прихожей, разыскивая шапки, перчатки, ключи от машины, мешок со сменной обувью и Юлину сумку. После того как за ними наконец захлопнулась дверь, я прогуляла собак и решила вознаградить себя чашечкой крепкого кофе. На кухне весело пускал пар чайник. Катя налила сливки в кофе и со вздохом произнесла:
– Боже, до чего хорошо в выходной, жаль только, что он у меня по скользящему графику. Но как приятно не думать о больных!
И тут зазвонил телефон. Катюха ухватила трубку и расцвела:
– Рада слышать вас, как дела?
Слушая, как она беспечно щебечет о дозе гормонов, о том, когда лучше принимать тироксин, о диете и витаминах, я вздохнула. Забыть о страждущих ей не удастся никогда. Даже в единственный выходной дома достанут. Но Катюша вдруг примолкла, внимательно слушая. Прошло несколько минут, потом подруга с жаром произнесла:
– Олег Яковлевич, не волнуйтесь, вам вредно. А нужный человек у меня есть, женщина – великолепный профессионал. Сколько, кстати, вы готовы заплатить?
Я услышала бормотание из трубки.
– Что ж, – удовлетворенно произнесла Катя, – предлагаю вам встретиться в двенадцать в «Макдоналдсе» возле метро «Тверская», там и побеседуете, если Евлампия Андреевна свободна и сочтет оплату подходящей. Кстати, мне она помогла в два счета.
– С кем надо беседовать? – удивилась я, когда Катюша положила трубку рядом с масленкой.
– Слушай внимательно, – оживилась подруга, – я нашла тебе работу.
– Мне? – изумилась я. – Ты что, забыла, с кем имеешь дело? Я ничего делать не умею.
– Ну, положим, ты отлично играешь на арфе, – хихикнула Катюха.
– Только не говори, что пристроила меня в ресторан веселить публику. Я не хочу сидеть у таблички: «Не стреляйте в арфистку, она играет, как умеет».
Катя расхохоталась.
– Ну, на подобную службу ты отправишься, только если мы начнем пухнуть с голоду. Слушай внимательно.
Три года тому назад Катя оперировала Олега Яковлевича Писемского. Мужик поступил к ней в ужасном физическом и моральном состоянии. Как все лица мужского пола, Олег панически боялся боли, и любой человек в белом халате вызывал у него ужас. Поэтому, когда терапевт, к которому Писемский обратился с жалобами на ухудшение здоровья, сказал, что скорей всего предстоит операция, бизнесмен запаниковал и кинулся в объятия «альтернативной медицины». Парочка экстрасенсов, колдун, бабка-травница, иглоукалыватель, специалист по «китайским точкам», гипнотизер и филиппинский хилер – все они обещали моментальное исцеление, без боли и скальпеля. Над Олегом Яковлевичем читали молитвы, размахивали веером, окуривали благовониями, погружали в транс и снимали порчу. Деньги на все ушли немалые, но потраченные финансы совершенно не волновали Писемского. Он торговал в Москве бензином и считал банкноты не рублями, а тысячами. Хуже оказалось другое – здоровье не стало лучше ни на йоту. Наоборот, Олег Яковлевич поправился, на шее у него возник какой-то сильно мешающий глотать и разговаривать мешок, да еще относительно молодой мужчина ослаб настолько, что поднимался на второй этаж целых полчаса, отдуваясь на каждой ступеньке. В конце концов он вновь отправился к терапевту, тот, всплеснув руками, велел посетить онколога. В диспансере пожилая тетка в не слишком чистом халате выписала ему кучу направлений и крикнула медсестре:
– Лена, проводи этого, с опухолью гортани, на узи.