– Нет, – вздохнула Ксюша, – вообще-то она не слишком откровенничала. Это я, дурочка, все выложила про Селихово, маму и братьев… Нет, я без понятия.
– Очень прошу вас, – попросила я, – вдруг припомните какую-нибудь деталь или встретите где подлинную Митепаш, позвоните мне по телефону.
– Хорошо, – пробормотал Саша, подсовывая бумажку с номером телефона под чашку, – а вы, пожалуйста, не трепитесь о Ксюше. Сколько вам заплатить за молчание? Тысячу?
Невольная улыбка тронула мои губы. Что-то последнее время все кругом хотят купить мое молчание, сначала Бурлевский, потом Золотой…
– Мало? – настаивал Саша. – Хотите две? Три?
– Не в моих правилах брать деньги просто так, без работы, – пояснила я, – лучше попробуйте сообразить, куда могла двинуться Татьяна.
– Хорошо, – сказал Саша, – обязательно.
Я вышла на улицу и уставилась на мерно падающие снежинки. Объятые предновогодней суетой прохожие тащили елки, коробки, кульки и доверху набитые сумки. Нет, все-таки наш человек непотопляем. Зарплату не выплачивают, цены кусаются, но, несмотря ни на что, праздник состоится. У кого на стол подадут авокадо, фаршированное раками, у кого – курицу с картошкой, ну а кто-то обойдется винегретом с селедкой, но в полночь взлетят пробки и обрюзгший президент с видимым трудом произнесет:
– Дорогие россияне…
Мысли плавно потекли в другом направлении, что-то Ельцин в последнее время все больше и больше становится похож на Леонида Ильича Брежнева, царство ему небесное. Еще пару месяцев – и «дорогие россияне», бывшие советские люди, вспомнят про слова «социалистические страны», которые генсек произносил как «сосиски сра…»
Возле метро клубилась толпа. Растолкав соотечественников, я влетела в вагон и вжалась в угол. Поезд с грохотом понесся сквозь темноту, изредка подрагивая, народ вяло читал газеты и потрепанные книги. Прямо передо мной хорошенькая женщина сосредоточенно уткнулась в ярко-красное издание с белой надписью «Бестселлер». Я невольно глянула через ее плечо, глаза наткнулись на фразу: «Истина где-то рядом, надо только хорошенько посмотреть вокруг».
Отличный совет! И куда же взглянуть, чтобы отыскать Татьяну Митепаш?
Вспомнив слова Сережки о надоевших сосисках и пельменях, я купила в ларьке отличный кусок печенки. Сделаю сейчас ее в сметане и пожарю картошки. Наверное, придется признать: Татьяну Митепаш мне не найти. Москва велика, девчонка испарилась. Жаль, конечно, обещанных Писемским десяти тысяч, но я уже заработала вполне приличную сумму… Не надо расстраиваться. Борясь с жадностью, я вылезла из лифта, щелкнула замком и… не смогла открыть дверь. Она сопротивлялась изо всех сил. Я пинала ее руками до тех пор, пока не образовалась щель, в которую смогло протиснуться мое не слишком крупное тело.
Всунув голову в квартиру, я чуть не заорала от ужаса. На полу лежала Валентина. Ее ноги упирались во входную дверь, не давая той раскрыться до конца.
– Тина! – вскрикнула я, роняя покупки.
Прозрачный пакет разорвался, и большой кусок свежей печенки упал прямо перед ней. Но мне было не до субпродуктов.
– Господи, что же случилось, – причитала я, влезая в коридор. – Тина, тебе плохо?
Но гостья молчала. Надо срочно позвонить Кате. Вроде у Тины больная щитовидка, и может случиться приступ или шок или не знаю, как это называется! Она ведь целыми днями лопала шоколад…
Я встала на колени возле нее и почувствовала, как по спине быстро-быстро побежали огромные, размером с кулак, мурашки. На лежавшей красовалась симпатичная, нежно-розовая кофточка-стрейч, угрожающе натягивающаяся на мощном бюсте. С левой стороны, прямо по центру груди, виднелось небольшое отверстие и несколько капель крови.
Стараясь не завизжать от ужаса, я схватила трубку и начала бестолково жать кнопки, вызывая «Скорую помощь» и Володю Костина.
Договорившись со всеми, я принялась дуть Тине в лицо. Мопсы жались к моим ногам, Рейчел тихо подвывала, сидя на пороге гостиной.
– А ну, замолчи! – рявкнула я, чувствуя, как тело наливается свинцовой усталостью.
Судя по всему, дело плохо. Пуля, очевидно, попала в самое сердце, а вся кровь от раны пролилась внутрь. Похоже, Тина мертва. Но кто и зачем стрелял в нее? Да у нее и знакомых никаких в столице нет!
Но не успела я зарыдать над бездыханной Валентиной, как тело шумно вздохнуло и село.
– Куда? Что? – пробормотала жертва, тряся головой. – Ой, болит!
– Где? – глупо спросила я. – Где болит?
– Здесь, – прошептала Тина, прикладывая руку к левой груди, – тут жжет!
Она попыталась встать на ноги.
– Сиди, – испугалась я, – сейчас врач приедет.
– Голова кружится, – пробормотала девушка, все-таки поднимаясь и хватаясь за косяк, – пойду лягу.
– Ой, не ходи, – бестолково суетилась я, не зная, стоит ли говорить ей о ране.
– В кровати лучше, – пробормотала Тина, и тут раздался звонок.
В прихожую вошли двое – мужчина и женщина.
– Что у нас тут? – осведомился врач, равнодушно оглядывая коридор.
– Огнестрельное ранение левой груди, – выпалила я, показывая на Тину.
– У кого? У нее? – изумился доктор. – Она стоит?
– Наверное, шок, – пояснила я.
Врач подергал носом, удостоверился, что от меня не пахнет, и резко велел:
– Показывайте, где болит?
– Здесь, – завела Тина, – здесь, печет очень!
Увидав рану, сотрудники «Скорой помощи» тут же сменили тон. Женщина побежала за носилками, Валентину со всеми предосторожностями вкатили в автомобиль и, пугая водителей сиреной, «Скорая» понеслась по проспектам. Фельдшерица поставила Тине капельницу. Я воспользовалась моментом и шепнула:
– Она выживет?
– Честно говоря, – тоже шепотом ответил врач, – не понимаю, отчего она до сих пор не умерла и даже стояла. Первый раз с таким сталкиваюсь.
Машина неслась, игнорируя красный свет. Меньше десяти минут понадобилось нам, чтобы добраться до приемного покоя.