Но когда Перрин положил руку на топор и резко обернулся, у него глаза полезли на лоб. Это оказались Селанда и ее друзья, которых они повстречали в вестибюле, а с ними еще восемь или девять человек. Они смущенно переглянулись. Среди них находились и тайренцы, в том числе женщина, такая высокая, что выше нее был лишь один из кайриэнцев. Так же как Селанда и остальные женщины, она была в куртке мужского покроя и плотно облегающих штанах, на бедре висел меч. Перрин и не знал, что это дурацкое увлечение захватило и тайренцев.
– Почему вы идете за нами? – требовательно спросил он. – Если в ваших набитых шерстью головах застряла мысль докучать мне, клянусь, я зашвырну вас туда, откуда вы до самого Бэл Тайн не вернетесь! – Ему уже приходилось сталкиваться с этими недоумками или кем-то вроде них. Они были помешаны на своей чести, и сражались на дуэлях, и захватывали друг друга в гай’шайн. Этот последний заскок заставлял айильцев просто скрежетать зубами.
– Для вас же будет лучше, если вы прислушаетесь к словам моего мужа, – вмешалась Фэйли. – Он не тот человек, с которым можно шутки шутить.
Эти остолопы перестали таращиться на них и, попятившись, принялись кланяться, состязаясь друг с другом в изяществе манер. Продолжая отвешивать поклоны, они растаяли за поворотом коридора.
– Проклятые сосунки, – пробормотал Перрин, снова предлагая Фэйли руку.
– Мой муж мудр не по годам, – прошептала она. Тон ее был чрезвычайно серьезен, но в запахе явно снова ощущалось еще что-то.
Перрин чуть не фыркнул. Действительно, некоторые из них на год или даже два старше его, но все они со своей игрой в айильцев больше всего напоминали детей.
Теперь, когда настроение Фэйли, казалось, заметно улучшилось, наступило самое подходящее время для того, чтобы поговорить друг с другом обо всем, что его волновало. О чем он должен поговорить с ней.
– Фэйли, как получилось, что ты стала одной из фрейлин Колавир?
– Одной из ее служанок, Перрин, – тихо сказала она; так тихо, что никто даже в двух шагах не расслышал бы ни слова. Ей было известно о его остром слухе и о волках. Такие вещи невозможно скрыть от жены. Она прикоснулась веером к уху, предупреждая, чтобы он разговаривал с осторожностью. – Слуги здесь делают все, чтобы мы забыли об их существовании, и у них это хорошо получается, даже слишком. Однако и у слуг есть уши. Можешь не сомневаться, они слышат гораздо больше, чем нужно.
Вряд ли попадавшиеся им на глаза слуги в ливреях стали бы подслушивать. Те, кто, заметив Перрина и Фэйли, не нырял в боковые коридоры, чтобы скрыться с глаз долой, тут же переходили почти на бег, опустив глаза в пол и стараясь сжаться, чтобы стать как можно незаметнее. Но все же слухи и впрямь распространялись по Кайриэну с удивительной быстротой. Наверняка уже весь город знал, что произошло в Большом Зале. Сейчас слух об этом, скорее всего, прокатился по улицам и вышел за пределы города. Можно не сомневаться, что в Кайриэне имелись глаза и уши и Айз Седай, и Белоплащников, и, тем более, правителей других стран.
– Колавир не слишком-то торопилась брать меня к себе, – продолжала Фэйли чуть слышно, – ведь она знала, кто я такая. Решилась, лишь когда узнала, кто мой отец и как зовут мою кузину. – По-видимому, она считала, что этого объяснения достаточно.
Неплохой ответ. Почти хороший. Ее отец – Даврам, Верховная Опора Дома Башир, лорд Башира, Тайра и Сидоны, Протектор Королевства, Защитник Народа, Маршал-Генерал королевы Тенобии Салдэйской. Кузиной Фэйли была сама Тенобия. С точки зрения Колавир, этого оказалось вполне достаточно, чтобы из злорадства сделать Фэйли одной из своих фрейлин. Но у Перрина было время обдумать то, чему он сегодня стал свидетелем. Он испытывал определенную гордость от того, что начинает понимать манеру Фэйли говорить обиняками и даже сам с успехом прибегает к ней. Женатый человек многому учится. Например, понимать женщин; по крайней мере, одну женщину. Отвечая ему, она кое о чем умолчала, и это уже о многом говорило. Фэйли вообще не волновала опасность, даже если дело касалось ее самой.
Не стоило, однако, говорить обо всем этом здесь, в коридоре. Если бы Перрин начал шептать, Фэйли ничего не услышала бы, не имея таких ушей, как у него. К тому же она сама напомнила ему о том, что их могут подслушать. Сдержав свое нетерпение, Перрин повел ее дальше, и в конце концов они добрались до отведенных им комнат, где он не был, казалось, уже давным-давно. Темные полированные стены мерцали, отражая свет многочисленных светильников, на высоких деревянных панелях вырезаны вписанные друг в друга прямоугольники. Камин, тоже прямоугольной формы, чисто выметен, в нем лежала охапка небольших веток болотного мирта с зеленоватыми листьями.
Фэйли направилась прямо к столику, где на подносе стояли два позолоченных кувшина, покрытых бусинками влаги.
– Они оставили нам чай из голубики, муж мой, и винный пунш. Вино, кажется, из Тарона, а пунш тут охлаждают в баках в дворцовых подвалах. Что предпочитаешь?
Перрин расстегнул пояс и бросил его на кресло вместе с топором. Пока они шли, он тщательно обдумал все, что собирался сказать. Иногда Фэйли бывала очень колючей.
– Фэйли, я скучал по тебе так, что не выразить словами, и беспокоился о тебе, но...
– Беспокоился обо мне! – воскликнула она, повернувшись к нему. Прямая, высокая, в глазах огонь – точно сокол, чье имя она носила. Веер раз за разом тыкал Перрина в грудь, точно она собиралась проткнуть ему сердце. Язык вееров был тут совершенно ни при чем, сейчас она действовала веером как ножом. – Как же! Почти первые слова, которые ты произнес... Ты спрашивал о ней, об этой... этой женщине!
У него отвисла челюсть. Как он мог позабыть о запахе, который бил ему в ноздри? Может, у него нос заложило?
– Фэйли, мне нужны ее ловцы воров. Бе... – Нет, он не настолько глуп, чтобы повторить еще раз это имя. – Еще до того, как я уехал отсюда, она говорила, что у нее есть доказательства отравления. Ты ведь тоже слышала это! Я просто хотел заполучить эти ее доказательства, Фэйли.
Получилось совсем не то, что нужно. Зловоние раздражения и злости ничуть не уменьшилось, вдобавок к нему присоединился тонкий, кислый запах обиды. О Свет, чем он умудрился обидеть ее?
– Ее доказательства! Мои, выходит, ничего не стоят, а ее доказательства, уж конечно, привели бы Колавир на плаху. Или должны были привести! – Перрин хотел возразить, но Фэйли не позволила ему и словечка ввернуть. Она надвигалась на него, глаза как острия кинжалов, веер метался туда-сюда, грозя проткнуть Перрина. Ему оставалось только отступать. – Ты знаешь, какие слухи распустила эта женщина? – Фэйли почти шипела. Столько яда не накопить даже черной гадюке. – Знаешь? Она рассказывала всем и каждому, что, уехав отсюда, ты отправился в поместье неподалеку от города. Где она навещала тебя! Я, как дурочка, повторяла всем объяснение, которое мы придумали с тобой, – что ты уехал на охоту и, видит Свет, провел на этой самой охоте целую вечность! – но все были убеждены, что я просто делаю хорошую мину при плохой игре, покрывая тебя и ее! Покрывая вас обоих! Эта милая ситуация заставляла Колавир просто заходиться от удовольствия. Ничуть не сомневаюсь, она взяла эту майенскую шлюху к себе фрейлиной только для того, чтобы свести нас. «Фэйли, Берелейн, зашнуруйте мне платье». «Фэйли, Берелейн, подержите зеркало, пока парикмахер делает мне прическу». «Фэйли, Берелейн, потрите мне спину». Так она забавлялась в надежде, что в конце концов мы вцепимся когтями в глаза друг другу! Вот что мне приходилось терпеть! Из-за тебя, ты, безмозглый...