— Эй, никакой дегустации, пока я не разрешу!
— Что ж, повинуюсь.
И он стал наблюдать, как она размешивает кориандр с мелко нарезанной петрушкой и чесночным маслом для картофеля. Когда непослушная прядь волос упала ей на лоб, Николас, едва прикасаясь к лицу, убрал ее за ухо, и Соренза почувствовала, как по телу пробежала дрожь.
— Посмотри, как там мясо, — попросила она, и голос показался ей чужим.
Надо было тотчас взять себя в руки. Противоречивые чувства по отношению к Николасу сбивали ее с толку. Какая-то часть Сорензы жалела о том, что она вообще встретила этого человека, в то время как другая удивлялась, как это она жила без него все это время. Последнее было неподвластно пониманию и потому пугало.
Соренза заканчивала взбивать масло, когда ощутила на себе пристальный взгляд Николаса.
— Уже лучше? — мягко спросил он.
— Что лучше? — спросила она, но предательский румянец выдал ее.
— То чувство напряжения, которое мучило тебя, оно прошло?
Соренза раздраженно посмотрела на него.
— Лучше посмотри, как там мясо?
— Ждет не дождется, когда попадет в чей-нибудь рот. — Николас вплотную подошел к ней. — Почему бы тебе не отдохнуть немного? Ты уже выполнила самую трудную работу. Иди и присядь. А я сделаю все остальное.
Она снова бросила на него недовольный взгляд.
— Мне надо заправить салат.
— Я вполне с этим справлюсь. Теперь моя очередь. — И Николас легонько подтолкнул ее к двери.
Хорошо, что его не было рядом, когда Соренза вышла на террасу, потому что от неожиданности она растерялась. На столе в двух хрустальных подсвечниках в форме бокала на высокой ножке горели свечи, а между ними стоял букет белых роз. На ажурной скатерти красовались любимые фарфоровые тарелки Изабелл с золотой каемкой и серебряные столовые приборы.
Мягкий июньский вечер был под-стать романтичной обстановке. Небо цвета индиго украшали звезды, а напоенный сладковатым запахом жасмина воздух дурманил сильнее, чем вино.
Соренза немного постояла, вдыхая чудесный аромат, и медленно подошла к столу.
В следующий момент появился Николас. В руках он держал большое блюдо с мясом и картофелем. Он наполнил бокалы вином и, не говоря ни слова, отправился в кухню за салатом и соусом. Вернувшись, Николас сел рядом с ней и сказал:
— Вот какими должны быть летние вечера. — Подняв свой бокал, он произнес тост: — За новый отель и за будущий успех «Доуэлл энтерпрайзис»! За самую красивую женщину, которую я когда-либо видел, и за продолжение нашего знакомства!
Смутившись, Соренза опустила глаза, но послушно отпила из своего бокала...
За едой они разговаривали о разных приятных мелочах, и Соренза мало-помалу заразилась веселым настроением Николаса, который без умолку шутил и рассказывал анекдоты. Луна уже взошла, а небо с серебряными блестками звезд стало совсем черным. Казалось, весь мир уместился на этой террасе, окруженной сказочным садом с его дивно пахнущими цветами.
После ужина Николас убрал со стола посуду и принес кофе. Он протянул Сорензе чашку ароматного напитка с горкой взбитых сливок, в котором она ощутила привкус апельсинового ликера.
— Где ты научился варить такой чудесный кофе? — спросила Соренза, когда он сел рядом, одну руку как бы случайно положив на спинку ее стула.
Он с безразличным видом пожал плечами.
— Уже не помню.
Что-то подсказывало ей, что Николас говорил неправду. Он был не тем человеком, который забывает что-либо.
— Это была она, да? — Соренза посмотрела на него в упор. — Девушка, о которой ты упомянул вчера вечером, та, что причинила тебе боль?
На сей раз он предпочел не увиливать от ответа.
— Да, она.
— А почему ты сразу не сказал? — спросила Соренза, и сердце ее замерло в ожидании его слов.
— Потому что не хотел в такой вечер говорить о другой женщине, — ответил Николас. — И сейчас не хочу.
— Ты не хочешь о ней говорить? Но почему?
Он скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула, насмешливо глядя на нее.
— Почему? Просто не хочу, и все.
Соренза чувствовала, что не имеет права расспрашивать его, потому что тогда ей тоже пришлось бы говорить о Саймоне, но любопытство пересилило благоразумие.
— Что же все-таки произошло?
— А ты настырная, — усмехнулся он. — А произошло то, что я понял: любовь — это приятное заблуждение, которое существует только в воображении. Кимберли работала в одном из отелей моего отца. Мы полюбили друг друга... вернее, я так думал. Только позднее я узнал, что был одним из многих, кто пользовался ее благосклонностью. Ей нравилась роскошь, и она избрала довольно необычный — или, напротив, обычный — способ устроиться в этой жизни. Тебя это шокирует?
— Нет, нисколько, — не задумываясь, солгала Соренза.
— А меня шокировало.
— И ты порвал с ней?
Николас допил свой кофе.
— Не успел. Дело в том, что я обнаружил это, когда она сбежала с нефтяным магнатом, о котором забыла упомянуть, когда согласилась стать моей невестой. Она, видимо, сочла его лучшей партией, чем сын владельца отеля. Я не жалуюсь. Это послужило мне отличным стимулом для того, чтобы заняться бизнесом и сделать карьеру. Кроме того, она преподала мне полезный урок: женщины врут виртуозно и без зазрения совести.
— Некоторые женщины вообще не врут! — пылко возразила Соренза.
Он холодно улыбнулся.
— Я предупреждал, что разговор о ней будет тебе неприятен.
— Дело не в ней, а в том, что ты по одной женщине судишь обо всех.
— Чего ты никогда бы не стала делать в отношении мужчин, — заметил Николас. — Так?
Соренза не ожидала такого поворота разговора и растерялась. Она выглядела такой беспомощной, что Николас почувствовал себя последним негодяем. Она не пыталась ничего отрицать или искать себе оправдания, и от этого ему стало еще хуже. Дрожащим голосом Соренза заговорила:
— Ты прав: я тоже виновна в предубеждении, но у меня есть на это серьезные причины.
Он совсем не так предполагал завершить этот вечер, черт возьми!
— Уверен в этом, — примирительно произнес Николас.
Но Соранза его не слушала. Ею овладело неодолимое желание рассказать ему обо всем. И неожиданно для себя самой она услышала свой голос:
— Моя мама умерла не от естественных причин...
Соранза исподлобья взглянула на Николаса, чтобы посмотреть, как он отреагирует. Его лицо выражало искреннее недоумение.