Внезапно я обозлилась на себя. Хватит мучиться ерундой! Альберт, конечно, неприятный тип, но самое ужасное – это то, что он тоже писатель. Вернее, Алик представитель так называемой серьезной литературы – он издал за свой счет роман о смысле жизни: сто страниц текста, повествующих, как умирающий мужчина, мучаясь не только морально, но и физически, вспоминает перипетии своей судьбы и приходит к выводу, что никакого смысла земное существование не имеет, лучше вообще не рождаться на этот свет. Желая опубликовать свою «нетленку», Алик приволок опус мне и категорично приказал:
– Вели там, в издательстве, чтобы напечатали. Кстати, мне важнее донести до людей смысл, чем огрести гонорар, поэтому я согласен даже на такой мизер, как полмиллиона долларов. Причем пусть заплатят аккордно, сразу.
Я попыталась втолковать Альберту, что такие деньги не получает в России никто, а на Западе, на стадии сдачи рукописи, может, только Стивен Кинг или Джоан Роулинг, но Алик презрительно фыркнул:
– Моя книга гениальна. Она потрясет мир!
В конце концов я отнесла дискету Олесе Константиновне и умыла руки. Спустя полгода произведение появилось на свет – Алик издал его за свой счет количеством в сто экземпляров. Ни о каком гонораре, как вы понимаете, речи не было. Альберт раздал роман знакомым (госпоже Таракановой он «нетленку» не подарил). А через некоторое время до меня долетел слух: мол, Алик Колосков создал гениальное произведение, по наивности попросил подругу жены, бумагомараку Арину Виолову, послужить курьером, отвезти рукопись в издательство. Детективщица из любопытства прочитала роман, испугалась конкуренции и сделала все возможное, чтобы произведение не было опубликовано. Но правда восторжествовала, нынче шедевр Колоскова номинирован на Нобелевскую премию по литературе.
И как вам подобное? Понимаете теперь, по какой причине у меня желудок свело судорогой при одной мысли о том, что нужно позвонить Колоскову? Но делать нечего, придется переступить через себя. Алик с новой женой живут в старой квартире, той самой, которая досталась ему после развода, и телефон его у меня, естественно, имеется.
Тяжело вздохнув, я набрала номер и в ту же секунду услышала бархатное:
– Аллоу! У аппарата писатель Волконский.
Мне стало смешно. Фамилия Колосков кажется Альберту затрапезной, поэтому он взял себе псевдоним. Не удивлюсь, если наш классик выдает себя за потомка древнего рода!
– Алик? Здравствуй, – собравшись с духом, сказала я.
– Добрый день, милейшая барышня, – прогудел Альберт. – Чем могу служить? Вы представитель СМИ? Всегда рад дать интервью, но мое время расписано на двенадцать месяцев вперед. Впрочем… э… как раз сегодня, в шесть вечера, случайно образовалось окно, и я готов…
– Алик, не корчи из себя Майкла Джексона, у которого график расписан на три года вперед, – не выдержала я. – Боюсь, тебе не поверят.
– Этта кто? – изменил тон Колосков.
– Виола Тараканова.
– Какого хрена тебе надо? – потерял напускную вежливость Альберт. – За фигом трезвонишь?
– Скажи мне адрес магазина Даны, – рявкнула я, – и можешь садиться за продолжение великого романа.
– Ну и наглость! – заорал Алик. – Откуда мне знать, где работает эта сука, обобравшая меня? Захапала себе особняк, участок, выселила меня на помойку, в грязную нору…
– Насколько я помню, при ней апартаменты сверкали чистотой, что тебе не нравилось, ты вечно жаловался на «стерильный уют», – ехидно перебила я его. – Хватит идиотничать! Всего-то труда – сообщить название улицы и номер дома!
В трубке повисла тишина, затем послышался тихий щелчок, и я поняла, что некто, скорее всего новая жена Алика, решил подслушать наш разговор.
– Погоди, – уже вполне вменяемым голосом заговорил Колосков, – а почему ты обращаешься ко мне?
– Больше не к кому, – пояснила я. – У Жози склероз. Извини, что напоминаю тебе о матери, но, похоже, у нее начинается болезнь Альцгеймера. А Дана, увы, ничего сказать не может.
– Бабка притворяется! – рявкнул Алик. – Сколько себя помню, столько мамашка кривлялась. Постой-ка! Должен ли я понять тебя так, что Дана умерла?
– Слава богу, нет, она всего лишь попала в больницу, – обозлилась я. – И непременно выздоровеет!
– Что с ней? – довольным тоном уточнил Альберт. – Инсульт? Ее парализовало?
– Нет, она из окна выпала! – гаркнула я.
– Вау! Шею сломала! – возликовал бывший муж. – Жозя осталась одна?
– Я живу с ней.
– За фигом ты ей нужна, проваливай! Она моя мать, – занервничал Алик, – участок, дом и все, что в доме, принадлежит Колосковым. Рассчитываешь на наследство? Ни хренашечки тебе не обломится!
– Жозя отказалась иметь с тобой дело, а за бывшей женой ты не можешь наследовать. По завещанию, я думаю, имущество отойдет Андре. Это твой сын, если ты забыл. С моей стороны было полнейшим идиотизмом звонить тебе! – выпалила я и бросила телефон на пассажирское сиденье.
Вилка, ты дура, принялась я ругать себя. Нашла с кем разговаривать! Надо успокоиться и ехать в Евстигнеевку. Скорей всего, сотрудники бутика, удивленные отсутствием хозяйки, сами начнут звонить ей домой.
Телефон издал несколько коротких гудков, я взяла аппарат и прочитала сообщение: «Ленинградский проспект, дом напротив городского аэровокзала». Ну надо же! У Колоскова неожиданно проснулась совесть, и он прислал эсэмэску. Однако Жозя не совсем потеряла память: магазин и впрямь находится у аэродрома, хоть и бывшего, а Ленинградка является продолжением Тверской. Мне следовало вспомнить и о станции метро под названием «Аэропорт», и о приземистом стеклянном здании, расположенном напротив.
Я завела мотор и бодро покатила в сторону Третьего транспортного кольца. Снова ожил телефон.
– Привет! – закричала женщина.
– Чемко, это ты? – удивилась я.
– Ну да! Хочешь отчет по чашке?
– Конечно! Уже сделала?
– Нет, – хихикнула Надя, – звоню просто так. Поглупей чего спроси!
– Извини, пожалуйста, – покорно откликнулась я. – Так что там с посудой?