Все это весьма неутешительно.

Подойдя к двери гостиной, она услышала теплый, беззаботный смех матери, очень похожий на хихиканье. Кей замерла, чувствуя глухие удары своего сердца. Такого смеха она не слышала много лет — последний раз Линора смеялась так, когда был жив ее муж.

Теперь ее мать смеется с Генри. Кей наморщила лоб. Значит ли это?.. Она представила, как Линора и Генри идут по проходу в церкви, и с трудом обуздала воображение.

Кей простояла у двери почти минуту, прежде чем почувствовала, что может войти в гостиную и присоединиться к остальным.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Присутствие Генри и матери значительно облегчили ей задачу. Ей удалось как бы случайно упомянуть, что близнецы приглашены на день рождения к подружке, так что через пару дней им нужно возвратиться домой. Они все очень благодарны Митчеллу за его сердечную доброту, подчеркнула Кей, но, должно быть, они причинили ему массу хлопот, и теперь, когда все они встали на ноги, им пора возвращаться к привычной жизни.

Митчелл ответил ей легкой улыбкой, но его лицо и глаза приняли жесткое выражение, и весь вечер Кей старательно избегала встречаться с ним взглядом.

В одиннадцать часов, когда Линора зевнула по меньшей мере в сотый раз и начала поговаривать об отходе ко сну, Кей охотно присоединилась к ней. Они пожелали мужчинам спокойной ночи и поднялись по лестнице в свои спальни.

— Итак, что произошло? — Линора взяла дочь за руку и заставила остановиться на площадке. — Вы поссорились? Когда вы успели?

— Мы не ссорились. Просто… — Кей чувствовала, что мать будет на стороне Митчелла несмотря ни на какие доводы. — Митчеллу не нужны продолжительные отношения, — тихо пояснила она. — И я не хочу, чтобы близнецы огорчились, когда он больше не появится на сцене. Они слишком привязались к нему.

— Кто говорит, что он собирается уйти со сцены? — достаточно разумно, как подумала Кей, спросила Линора.

— Я. Он. Ну… — Кей с раздражением посмотрела на мать. — Он ясно дал понять, что у него абсолютно постыдные намерения, понимаешь? Несколько недель, или месяцев, или сколько там еще времени греть ему постель и «веселиться», — она почувствовала, что начинает ненавидеть это слово, — а потом распрощаться без взаимных сожалений. Вот его стиль. Если хочешь знать, мне было сказано об этом, когда мы начали встречаться.

— И ты согласилась видеться с ним? — без выражения спросила Линора.

— Как бы это сказать… — Кей закусила нижнюю губу. — Не совсем… Он не принимал моего отказа и настоял, чтобы мы встречались, как друзья. Я сказала, что это дурацкая мысль, но…

— Он уговорил тебя.

— Да. — Кей беспомощно пожала плечами.

— Ты спишь с ним?

Не в характере Линоры было задавать такие вопросы, и Кей изумленно взглянула на мать.

— Нет, не сплю.

— Но хочешь, — весело заявила Линора.

— Мама!

— Кей, это совершенно естественно, и ты взрослая женщина.

— Я ушам своим не верю!

Линора посмотрела на расстроенное лицо дочери и, положив ладонь ей на руку, мягко сказала: — Зайди на минутку ко мне, дорогая, мне нужно серьезно поговорить с тобой. Пожалуйста.

Кей сердито кивнула, вошла в комнату и уселась в мягкое кресло у окна.

— Ну?

Мать опустилась в другое кресло и заговорила, прежде чем Кей успела добавить что-нибудь еще.

— Я выступаю как третья сторона, и вот что я вижу. Вы встречаетесь, он бегает за тобой. — Заметив, что Кей собирается прервать ее, Линора подняла руку. — Пожалуйста, позволь мне закончить. Я повторяю, он бегает за тобой, даже узнав, что у тебя есть семья, предлагает тебе свою дружбу. — В этом месте брови у матери поднялись дугой. — Что-то вроде влюбленных кузенов. Но тем не менее он не добивается своей цели. Я права?

Кей кивнула.

— Ты заболеваешь, и Митчелл увозит всех нас в свой дом. Мы проводим здесь Рождество, и, должна отметить, он прилагает огромные усилия, чтобы устроить детям настоящий праздник. Разве я не права?

Когда мать захочет, она может быть самой несносной женщиной на планете Земля.

— Итак, к чему ты клонишь?

— Я хочу сказать, что, несмотря на то, в чем Митчелл старался убедить тебя вначале, он, по-моему, совсем не такой человек.

— Мама! Ради бога! — Кей закрыла глаза и приложила руку ко лбу. — Твое самое замечательное качество в том, что ты всегда видишь только хорошее в людях, которые тебе нравятся. Я знаю, что ты желаешь мне добра, но, не сомневайся, я знаю Митчелла лучше, чем ты.

— Он не говорил тебе, как получилось, что Генри стал работать у него?

— Генри? Нет. Нет, не говорил, — равнодушно ответила Кей.

— Ну так вот, я узнала об этом от Генри и уверена, он не стал бы возражать, если бы я рассказала тебе.

У Кей не было такой уверенности, но, когда Линора входила в раж, остановить ее невозможно. Кроме того, это все-таки любопытно.

— Генри был одним из самых высокооплачиваемых шеф-поваров в стране. — В голосе Линоры прозвучала такая гордость, что Кей снова призадумалась о чувствах матери к высокому, похожему на аристократа домоправителю. — Он работал в Италии, Франции, Америке — фактически объездил все страны и, так как не был женат, позволял себе жить на широкую ногу: вино, женщины, ну, ты понимаешь. Двенадцать лет назад он получил известие от одной из своих бывших подружек. Оказалось, что у нее есть ребенок, мальчик. Сын Генри. Женщина была состоятельной и не видела необходимости сообщать Генри о его отцовстве, потому что ей ничего не было нужно от него. — В этом месте Линора хмыкнула, явно не одобряя подобное решение. — Однако кое-что ей все-таки оказалось нужно. И только Генри мог дать это. Ребенок был болен, очень болен и нуждался в пересадке костного мозга. Несмотря на богатство этой женщины и ее семьи, подходящего донора не нашли. Генри согласился помочь и встретился с ребенком, своим сыном. Очевидно, это был очаровательный восьмилетний мальчик, вылитый отец. Костный мозг Генри подошел, но операцию сделать не успели, так как мальчик умер.

— Господи, мам! — ужаснулась Кей.

— Это сломило Генри. — Линора пристально посмотрела на дочь, у которой, так же, как у нее, в глазах стояли слезы. — Он покинул Америку, где жил мальчик, и возвратился в Англию, к прежнему образу жизни. Но какая-то пружина лопнула в нем. Генри начал пить, перестал ходить на работу и буквально разваливался на части. Так называемые друзья отказались от него. Он опустился, и когда однажды Митчелл его увидел, он с трудом узнал знаменитого шеф-повара, с которым когда-то был знаком. Митчелл вытащил Генри из сточной канавы, в буквальном смысле слова, и отвез его к себе домой, дал ему кров, одежду, еду, но, главное, дружбу. Врач, которого пригласил Митчелл, определил нервный срыв, и выздоровление длилось очень долго. Но однажды Генри понял, что у него появилось желание жить, а не умереть.