И нашла. В той же фирме, где трудилась курьером Галина. Рита не знает, каким образом Настя ухитрилась устроиться на службу. Когда соседка попыталась воздействовать на Настю, та заорала:
– Я сирота, на что жить?
– Как-нибудь выживем, – пообещала Ларионова, – считай меня родной теткой.
– Еще чего! – ответила Настя.
В конце концов Рите удалось «сломать» девочку. Настя согласилась закончить одиннадцатилетку, но с небольшим условием.
– Мне аттестат не нужен, – заявила Настя, – а ты его хочешь получить, вот и делай уроки. Утром я буду в классе сидеть, а после обеда в фирме работать.
Пришлось Рите соглашаться, она ощущала вину перед рано умершей Галей и очень хотела сделать из Насти человека.
Никаких, впрочем, дурных опасений у Ларионовой не возникало. Девочка честно соблюдала соглашение: безропотно посещала занятия, а потом ехала на службу. Зарплату Настя отдавала Рите, себе оставляла совсем чуть-чуть. А проблема уроков разрешилась просто: хозяйка магазина, где работает Ларионова, подарила продавщице свой старый ноутбук, и Рита скачивала доклады и решения задач из Интернета. Ничто не предвещало беды, а потом появилась я, выяснилось, что Настя устроила тарарам на кладбище, затем у девочки случился эпилептический припадок…
Пока врачи пытались привести в сознание Настю, Рита учинила допрос бабе Лене и выяснила настораживающую подробность. Оказывается, девочке уже несколько раз делалось плохо – она теряла сознание, правда, ненадолго. Еще Настю тошнило, она надолго запиралась в туалете и выходила бледная, с провалившимися глазами.
И о чем следовало подумать, выслушивая описание симптомов?
– Вдруг она беременна? – спросила Рита у доктора, когда Настю привезли в институт Склифосовского.
– Есть подозрения? – обрадовался врач.
– А чего тут веселого? – нахмурилась Рита.
– Беременность говорит о хорошем женском здоровье, – продолжил эскулап, – и от нее легко избавиться. Эпилепсия намного хуже, уж поверьте. Для своего ребенка из этих двух зол я бы выбрал первое. Вы подождите.
Рита села в коридоре и скоро узнала, что Настя никогда не имела дела с мужчинами. Девочка действительно заболела, предстояло облегчить ее состояние и одновременно установить диагноз.
Ларионовой разрешили подежурить у постели. Около пяти утра Настя прошептала:
– Рита, я умру.
– Глупости! – откликнулась женщина, обрадовавшись, что девочка пришла в себя. – Тебе легче, скоро домой поедем.
– Я умру.
– Не пори чушь.
– Говорить тяжело…
– Вот и помолчи, – закивала Рита.
– Надо рассказать.
– Поправишься и поболтаем.
– Я умру!
– Нет, конечно, дети на тот свет не уходят.
– Не ври, – прошептала Настя. – Они меня все-таки отравили! Как маму!
Рита встала со стула.
– Пойду за врачом.
– Сядь!
– Тебе пора укол делать, – с тревогой ответила Ларионова.
Настя неожиданно улыбнулась.
– Ты меня любишь?
– Как родную дочь, – призналась Рита. – В некоторой степени я и являюсь твоей матерью, ведь в свое время запретила Галке думать об аборте.
– Кабы я не родилась, то и не умирать бы мне сейчас… – тоскливо протянула Настя.
– Все, иду за врачом! – решительно встала Рита.
Настя попыталась сесть.
– Лежи, – испугалась Ларионова.
– Если выйдешь из палаты, – пригрозила Настя, – все капельницы выдерну!
Продавщица села на стул.
– Ой, горе мое, что еще придумала!
– Я умру. Только не спорь!
Рита пожала плечами.
– Может, сегодня, а вероятнее всего завтра, – монотонно говорила Настя. – Но в живых мне не остаться. Слушай внимательно, тебе придется довести до конца.
– Что?
– Мое дело! Как считаешь, по какой причине я работать пошла?
– Нам деньги нужны, – разумно ответила женщина.
Настя закашлялась.
– Ага, – сумела она наконец выдавить из себя. – Только в фирме мало платили, гроши совсем. Мне мать Кати Приведенцевой предлагала у них квартиру убирать, с собаками гулять да картошку чистить, заработок в три раза больше. И чего, думаешь, я не согласилась?
– Не знаю, – удивилась Рита. – Ты мне про предложение Приведенцевой не рассказывала.
– Верно, – кивнула Настя. – Мне хотелось за маму отомстить.
Рита заморгала.
– Убили ее, – пояснила Настя. – Ты послушай, я теперь почти все знаю…
Не прошло и месяца после Галиного устройства на хорошо оплачиваемую работу, как у Норкиной вдруг появились странные симптомы: начало скакать давление, потом по телу пошла сыпь, стало двоиться в глазах.
Галина стойко боролась с нездоровьем. Она не жаловалась никому, даже Рите, но Настя поняла, что маме плохо, и как-то раз сказала:
– Бросай работу.
– А жить на что? – прокашляла Галя.
– Найдешь другую службу.
– С таким окладом и чаевыми? Никогда.
– Не в деньгах счастье, – по-старушечьи откликнулась девочка.
– Мы только-только из нищеты выползать начали, пальто вот тебе купили… – не сдавалась Галя. – Просто в метро жарко, я куртку расстегиваю, а выйду наверх потная, ветерком охватит, и все!
Но Настя понимала – не в простуде дело. У мамы какие-то сложности с желудком – то понос, то рвота, ей необходимо пойти к врачу, к хорошему, платному, а не к районному терапевту, безумной тетке, которая всем в истории болезни пишет «ОРВИ». Как будто о существовании на свете других болезней врачиха и не предполагает.