– Почему? – искренно поразился следователь.
– Он сын Антона Петровича, порядочного человека!
– Эх, девушка… – с невероятной грустью заговорил Селезнев, – кабы вы знали, дети каких людей за наркоту все готовы отдать…
– Это ошибка! – закричала Лидия. – Вы перепутали!
– Вадима взяли на месте преступления.
– Он убил девочку? – ужаснулась Капстынь.
– Бабка Феоктистовых от рака скончалась, а несколько ампул с наркотиком, который ей кололи как обезболивающее, в семье осталось, – понуро пояснил Селезнев. – Вадим их нашел и вкатил себе дозу. Вылезти во двор уже не сумел, его Кира, старшая дочь Феоктистовых, обнаружила. Она в больнице сейчас, бедняга. Такой шок пережила! Вернулась девушка домой, а там труп сестры и убийца в отключке!
– Что же теперь будет? – прошептала Лидия.
– Суд и справедливое наказание.
– У него отец ученый.
– Ну и? – нахмурился майор. – Для сынков даже больших начальников особых законов еще пока не придумали, хотя все к тому катит.
– У Антона Петровича жена есть, – начала вводить Селезнева в курс событий Лидия, – Анна Семеновна позора не выдержит. Нельзя ли без огласки обойтись? Ну сделайте что-нибудь!
Вадим не прожил после преступления и двух дней. Его доставили в невменяемом состоянии в больницу, где парень и умер, так и не придя в сознание.
Утром Антон Петрович ни свет ни заря помчался в отделение милиции вместе с адвокатом и Лидой, которая ночевала у Каркиных.
– Мой сын не мог убить девушку! – закричал отец, вбегая в кабинет следователя. – Да, он принимал наркотики… Но вы же не знаете!
– Чего? – мрачно осведомился Селезнев.
Антон Петрович рухнул на стул.
– Вадик по глупости сделал себе один укол, поддался на провокацию. Он мне честно все рассказал, только не назвал имени того, кто принес дозу. Понимаете, у мальчика было тяжелое детство.
– Да ну? – хмыкнул следователь.
Антон Петрович оперся о письменный стол локтями.
– Да, ребенку пришлось нелегко. Попытайтесь понять. Мы с Эльзой не можем жить вместе. Моя жена, Анна Семеновна, очень больна, у нее много лет назад диагностировали рак, сделали операцию, и с тех пор моя супруга существует под дамокловым мечом. Я не хотел, чтобы Эльза рожала, но она самостоятельно приняла решение, и младенец появился на свет. Господи, такой узел запутался! Я люблю Анну, у нас дочь Людмила. Оставить супругу не могу, Анна Семеновна тут же умрет. Но есть ведь и Эльза, у нас сын Вадим. Я люблю Эльзу тоже и не могу оставить ее. Она не открывала мальчику правду, он считает меня родственником мамы и общается откровенно. Именно мне Вадик и поведал тайну: некий человек предложил попробовать ему наркотики, просто так, из интереса. Вадика взяли на «слабо». Дескать, куча народа колется, а ты боишься. Поймите, он глупый ребенок, с тяжелым детством, считает себя безотцовщиной, вот и поддался на уговоры. С одного раза у него зависимость возникла!
Селезнев скривился.
– Эка невидаль! Я тут таких часто вижу, и все одинаковые истории твердят: схватились за иглу вследствие тяжелых испытаний. Только брехня это. Какие такие тяготы имелись у Вадима? Мать хорошо зарабатывает, отец помогает, дом – полная чаша, не голодал, собой не торговал, босиком в мороз не ходил, побоев не получал. Да не видел он горя!
– Вам не понять, – прошептал Антон Петрович, – вы не испытывали боли от отсутствия отца.
Следователь хмыкнул.
– Верно, я его не знал и не думал никогда о нем. Мать умерла, когда мне двенадцати не исполнилось, а тетка с племянником возиться не пожелала, в детдом сдала.
– Не о вас речь! – взвизгнул всегда корректный Антон Петрович. – О Вадике! Он не мог убить Полину! Конечно, вам хочется на мальчика все свалить, дело закрыть, руки умыть! Но он бросил героин!
Селезнев засмеялся.
– Ваш адвокат наметил неправильную линию поведения. Вадима взяли на месте совершения преступления, в наркотическом опьянении, в спальне Феоктистовой полно отпечатков его пальцев. Скажите, ваш сын лечился в больнице?
Антон Петрович замахал руками.
– Нет, конечно, частным образом.
– Назовите фамилию доктора, – потребовал следователь.
– Это неэтично, – уперся Каркин, – нарколог оказывал помощь приватно.
Селезнев кивнул.
– Хорошо, подождите в коридоре, а вы, девушка, останьтесь.
– Я? – удивилась Лида, до сих пор тише мышки сидевшая в углу.
– Да, – подтвердил милиционер.
Антон Петрович и адвокат вышли, следователь глянул на Капстынь.
– Вы ему кто?
– Коллега по работе, – ответила Лидия.
– Просто сослуживица или еще чего? – хмыкнул Селезнев.
– Да как вы смеете! – возмутилась Лида. – Кто дал вам право в чужих делах ковыряться? Мы просто давно работаем вместе, Антон Петрович начальник, я подчиненная.
– Работа у меня такая – в чужих делах ковыряться, – серьезно ответил следователь. – И я знаю: у хозяина со служащей иногда случается любовь. А ваш Антон Петрович еще тот тип – жена, любовница, дети от разных баб…
– Каркин ученый, – торжественно произнесла Лида.
– И что, они все ангелы с крыльями? – вздохнул Селезнев.
Капстынь задохнулась от негодования, а следователь продолжил:
– Раз посторонняя, то хорошо. Не люблю сам такое говорить.
– Какое? – вздрогнула Лида.
– Вадим умер, – рубанул Селезнев. – Передоз.
Капстынь ахнула.
– Ночью в больнице скончался, – мрачно пояснил следователь. – Отцу, конечно, хочется считать сыночка белым и пушистым, но он убийца. Просто повезло, что умер, смерть любого оправдывает. Идите и скажите Каркину…
– Нет! – вскочила Лида. – Сами говорите! Ишь придумали, за мою спину спрятаться… И зачем сейчас допрашивали бедного Антона Петровича?
– Разговор окончен, – процедил Селезнев.