– Как бы не так! Виагра! – хлопнула себя по бедрам Лена. – И зачем она такому мачо? Или он не мачо, а импотент и врун. Прикольно? А у Катьки Рохлиной, которая всем громко заявляет, что живет в личном трехэтажном загородном доме, я счет нашла за электричество. Еще прикольней, чем у Семена! Напечатано на бумажке: «Улица Люберецкая, общежитие, комната семнадцать, Рохлина, долг за свет сто два рубля». Вот вам и пафосный коттедж. Опять же Эльза… С виду цыпа-дрипа лимпомпон, а у самой в ящике фляжка всегда лежит. Я ее трясла, внутри жидкость бултыхается. Вот только пробку открутить не сумела и не знаю, чего там, водка или коньяк. Прямо насмерть заверчено.
– Может, лекарство какое, настойка валерьянки, – предположила я.
– Ха! Стопроцентно бухалово! – затрясла головой Лена. – Эльза только с виду железная, а на самом деле романтичная.
– Полагаете? – с легким сомнением спросила я.
Лена закивала.
– Она горшки детские любит! Ой, я как увидела, так смеялась…
– Ночные горшки? – окончательно потерялась я.
Уборщица захохотала.
– Ну, спросили… – простонала она, вытирая тыльной стороной ладони выступившие слезы. – Цветочные! И лейки в виде собачек-далматинцев. У нее в кабинете такая стоит. Прикольно, конечно, многим нравится, но чтобы Эльза от «щеночков» тащилась… Надо просто быть внимательней, пошарить по кабинету глазом, пооткрывать шкафчики, повыдвигать ящички, столько всего обнаружишь! Люди словно на ладони высветятся. У Олега Николаевича – кстати, ему восемьдесят – журнал «Горячие девочки» за батареей припрятан, а Ирка…
– Некрасиво рыться в чужих вещах, – не вытерпела я, – да и не входит подобное в обязанности уборщицы. Вымыла полы, смахнула пыль и уходи! Кто разрешил полки да ящики изучать?
– Ничего не ворую, – обиделась Лена, – просто смотрю. Интересно…
– Елена! – раздалось в холле.
Мы с девушкой одновременно повернули головы на звук, из лифта вышла Инесса Самойловна в небольшой шляпке и с портфелем в руках.
– Иди убери кабинет Эльзы Генриховны, – велела старуха, – хватит языком чесать.
– Там милиция, – напомнила студентка.
– Уже ушли. Засыпали комнату черной пылью, натоптали, папки перевернули… Ступай, займись делом, – начала раздавать указания Инесса Самойловна. – Уберешь у Эльзы, иди к Капстынь. Да поаккуратней там! Лидия на тебя вчера жаловалась – на подоконнике пыль, бумажка как упала в прошлый понедельник под стул, так там и лежит.
– Почему мне после ментов мыть? – завозмущалась Лена.
– Потому что работаешь уборщицей, – величаво напомнила женщина. – Вот станешь дипломированным специалистом, тогда и побеседуем. А сейчас – раз, два, побежала!
Завершив речь, старуха вскинула подбородок и поплыла к выходу.
– Видали? – презрительно изогнула губы девочка. – Ученая, блин, а у самой денег на приличную одежду нет. Внука имеет алкоголика, дает лоботрясу на бутылку, а нас, честно работающих, ненавидит. Ну ладно, я пошла.
Лена ринулась к лифту, забыв на подоконнике красную пластмассовую лейку. Я глянула на нее и невольно улыбнулась. Уборщица только что подсмеивалась над Эльзой, которой нравились предметы по уходу за цветами в виде собачек-далматинцев, а сама любопытная поломойка сейчас поливала растения из пластиковой емкости, оформленной под нелепо яркого слоника. По бокам лейки торчали круглые уши, хобот служил носиком, а ручкой, закрученный кольцом хвост. Внезапно ни к селу ни к городу вспомнился детский анекдот про милиционера, который читает в сводке происшествий фразу: «Из цирка удрал слон». Не успел мент удивиться, как раздается звонок по телефону и взволнованный мужской голос кричит: «Эй, ребята, скорей приезжайте. У меня на огороде стоит гигантская серая мышь! Здоровенная, ужас, ростом выше избы». – «И чего она делает?» – изумился дежурный. «Хвостом капусту рвет, – прошептал крестьянин. – Только не спрашивай, куда она ее потом себе засовывает».
Ища Капстынь, я шла по коридору. Одна из дверей оказалась приоткрытой. Я распахнула ее и увидела небольшой тамбурчик с узким окном, перед которым маячил крохотный письменный стол, заваленный бумагами. Справа виднелась дверь с табличкой «Лаборантская», слева белела такая же створка, но с надписью «Не входить».
Я постучала в лаборантскую, не дождалась ответа и заглянула внутрь. Не особо большая комната тоже оказалась пуста, но, очевидно, кто-то из сотрудниц предполагал вернуться на рабочее место – на старой софе валялась коричнево-бежевая сумка на длинном ремне. Внезапно мне на плечи плюхнулась цементно-тяжелая усталость. Еле-еле двигая ногами, я села на холодную кожу древнего дивана и вспомнила, что забыла пообедать. Между прочим, уже время ужина! А у некоторых людей еще и полдник бывает, они пьют чай, кофе или какао со сладкими плюшками.
Отогнав от себя видение блюда, заполненного ватрушками, я вынула мобильный. Все-таки день выдался напряженным, вот и перестала ловить мышей. Лидия дала мне номер своего сотового. Следовало не носиться по коридорам здания, а сразу соединиться с Капстынь. Надеюсь, женщина не уехала домой, мы договаривались о звонке в восемь, а сейчас уже девять. Впрочем, из-за смерти Эльзы Генриховны сотрудники задержались на рабочих местах, наверное, и Капстынь где-нибудь тут и определенно ждет нашей встречи, ведь она очень хотела поделиться со мной информацией.
«Абонент находится вне зоны доступа, – сообщил механически равнодушный голос, – попробуйте позвонить позднее».
Легкое чувство тревоги схватило за сердце. Куда подевалась Капстынь? Впрочем, не стоит начинать волноваться. Вполне вероятно, что Лидия забыла зарядить телефон или она все-таки отправилась домой и сейчас трясется в вагоне метро.
Тяжело вздохнув, я решила спуститься в машину. Буду названивать Капстынь, пока она не откликнется. В конце концов, Лидия когда-нибудь выйдет из подземки или вспомнит про «голодный» телефон!
Дверь в лаборантскую вдруг распахнулась, в комнату нервным шагом влетела девушка и замерла, увидав меня.
– Здравствуйте, – ласково сказала я, – простите, расселась тут в отсутствие хозяев. Разрешите представиться…
По щекам незнакомки градом покатились слезы.
– Все расскажу! – обморочно прошептала она.
– Что? – удивилась я.
– Все, – слегка задыхаясь, повторила девушка.
– Вы Лиза Веденякина, – осенило меня. – Та, что нашла Эльзу Генриховну.