Остапов перечислил деньги, Каркин взял Норкину, определил ее к Эльзе, а та устроила бабенку курьером. Именно такие, слегка туповатые, малообразованные тетки и развозили коробки с момбатом. Любопытства они не проявляли, их волновали лишь щедрые чаевые, которые давали хозяева.
Но курьер не только привозил «заказ», он еще и возвращал Эльзе использованные для хранения убийственного момбата вещи. Чаще всего это были дурацкие цветочные горшки в виде зверушек, лейки-собачки и настольные лампы, украшенные искусственными бонсаями.
Когда Гале в одном доме вручили такой ночник, сердце глупой Норкиной дрогнуло. Лампа понравилась дурочке до зубовного скрежета, купить подобную она не могла, прибамбас стоил как ее месячный оклад. Норкина была инфантильна и наивна, желание взять себе понравившуюся вещь не показалось преступным – Галя была честным человеком, она никогда бы не притронулась к чужим деньгам и не была способна спереть в чужом доме безделушку, но Норкина хорошо знала: бывший в употреблении электроприбор на фирме утилизируют, он никому не нужен. Можно было попросить Эльзу Генриховну отдать ей лампочку, но та бы непременно отказала, и симпатичная вещичка отправилась бы на помойку.
На работу в тот день Галя вернулась с пустыми руками.
– Ой, ой, – заныла она, – только не ругайте!
– Что случилось? – спросила Эльза.
– Ночничок разбила. Упала, а он на мелкие куски рассыпался.
А на самом деле бонсай уже стоял на столике возле кровати глупой курьерши.
– Откуда ты узнал об этой ситуации? – спросила я. – И Галя, и Эльза умерли!
Олег отодвинул корзинку с искрошенным батоном.
– Норкина каялась в совершенной ошибке при сотруднице Эльзы, девушке по имени Наташа. И та удивилась, почему начальница налетела на дуру-курьершу чуть ли не с кулаками, зачем так дотошно выясняла место, где случилась неприятность, и отчего слегка успокоилась, лишь когда узнала, что казус приключился на пустынном полустанке в Подмосковье, весьма злобно пригрозив при этом Гале:
– Еще раз вот так упадешь – прощайся с работой.
– Ясно, – прошептала я. – А потом Настя что-то заподозрила. Девочка не по возрасту умна, вот и надумала выяснить, что вдруг случилось со здоровой и молодой мамой, так скоропостижно ушедшей из жизни. Она нанялась на работу в фирму, навострила уши, потолкалась по кабинетам, вот и поняла кое-что. Только до самого конца ситуацию не разведала, решила, что людям ставят в дома ядовитые растения, которые отравляют воздух, поэтому никак не связала смерть мамы и свое плохое самочувствие с симпатичной лампой, которую после похорон Галины перенесла в свою комнату. Настя сделала ошибку, решив: если маму брал на работу Антон Петрович, то он и есть самый основной злодей. Бедная девочка! Каркин ведь ни о чем не догадывался? Или я не права?
Олег взял чашку и принялся размазывать кофейную гущу ложкой по ее стенкам. Наконец тихо произнес:
– Каркин оттого и покончил с собой, что понял: он первопричина всех бед.
– Не понимаю, – пробормотала я.
– В свое время Анне Семеновне сделали серьезную гинекологическую операцию, – начал объяснять Олег, – потом провели гормональную терапию. Жизнь спасли, но как женщину ее убили…
Собственно говоря, несчастной Анне Семеновне не оставили выбора, ей предстояло либо умереть, либо остаться в живых неким существом среднего пола, для которого секс не играет никакой роли.
К сожалению, мужья больных женщин, частенько проявляют эгоизм и заявляют: «На фиг ты мне нужна, найду себе новую супругу!» [9]. Но Антон Петрович Анну Семеновну не оставил, семью не разрушил, вот только жить монахом не сумел. Он завел любовницу, однако не молодую стерву-блондинку, а особу ненамного моложе законной жены, интеллигентную Эльзу Генриховну, которая, очевидно, любила Антона Петровича, коли родила сына и не начала требовать узаконить отношения.
В создавшейся ситуации все ее участники показали себя с лучшей стороны. Анна Семеновна делала вид, что не знает об особых узах, связывающих Антона Петровича и Эльзу. Сталкиваясь с последней по работе, законная супруга держалась корректно, а любовница не закатывала скандалов, понимала свое место. В семье не имелось и споров по поводу денег. Где Антон Петрович брал средства, чтобы помогать Эльзе и Вадиму, Анна Семеновна не интересовалась, главное, ее Милочка не нуждалась. Самым недовольным лицом в этом многоугольнике, как ни странно, оказалась именно Мила. Правду о существовании у нее единокровного брата она выяснила случайно – услышала разговор родителей, став невидимым свидетелем одной из их редких ссор, и, несмотря на юный возраст, смекнула, что к чему.
Не в силах сдержать ревности, Мила закатила скандал у новогодней елки, и пришлось Антону Петровичу откровенно побеседовать с девочкой. Разговор вышел тяжелым, отец признался в адюльтере. Мила впала в депрессию и полгода хмуро отворачивалась от папы, но потом вроде бы все наладилось.
Об Эльзе Генриховне и Вадиме в семье Каркиных старались вслух не говорить, но в день кончины парня Антон Петрович нарушил неписаное правило.
– Вадя умер, – чуть слышно сказал отец Миле, вернувшись из клиники.
И тут внезапно выяснилось, что дочь в курсе всех дел.
– Ну и к лучшему, – жестко отозвалась дочь. – Иначе б сел за убийство, на всех бы пятно легло. Вадиму следовало уйти на тот свет.
Чего-чего, а жалости к брату у Милки не было ни капли. С раннего детства она ненавидела мальчика, который отобрал у нее часть любви папы. Впрочем, не в одной любви было дело.
За полгода до гибели Вадима Антон Петрович позвал к себе Милку и сказал:
– Вадим, сын Эльзы Генриховны, станет одним из управляющих фирмой.
– Ты сошел с ума! – закричала художница. – С какой стати?
– После моей кончины бизнес отойдет вам, – торжественно объявил Антон Петрович, – Вадик должен учиться.
– Кому вам? – подскочила Милка.
– Тебе и Вадиму.
– Он никто! – возмутилась Мила.
– Вадим мой сын, – твердо заявил Каркин, – и я обязан о нем позаботиться.
– Значит, я останусь в нищете, чтобы невесть кто кушал черную икру? – вспылила Милка.